— Понимаю, кажется абсурдным, но похоже, что всё действительно так, как мы и предполагали, — Целтин выждал паузу, давая возможность воякам образумиться. — На днях планировали запустить БАК. И, видимо, запустили. На сей раз успешно.
— Как это могло произойти? — Громов смотрел не перед собой, как всегда, а куда-то вдаль, такое ощущение, сквозь стены; Женя догадалась, что полковник не знает, что делать дальше. — Мы же всё предусмотрели…
— Думаю, энергия протонов открыла некий портал между мирами, — Целтин аж взмок, понимая, что несёт бред; однако заставить себя остановиться не смог — коль уж взялся играть по Жениным правилам, при до конца. — Вы наверняка слышали про теорию струн Хокинга…
— Вы про многомерность и параллельные вселенные? — уточнил Панфилов.
— Да.
— Велика вероятность того, что происходящее вокруг, точнее воспринимаемое каждым из нас, всего лишь иллюзия, — Женя заломила кисти рук, изнывая в фокусе трёх пар глаз. — Каждый индивид существует внутри своего собственного мирка, сценарий которого так же прописан эксклюзивно для каждого. Своего рода, это некий сосуд или клетка. Временное обиталище. Испытание, после преодоления которого что-то кардинально изменится.
— А если преодолеть не получится? — вставил реплику Громов.
— Всего лишь случится очередная смерть, — Женя изучала линии на ладонях. — И всё для такого человека начнётся заново.
— Похоже на ад. Проживать одну и ту же жизнь по кругу бесконечное число раз… Хм, интересная теория, — улыбнулся Панфилов.
— А как вы хотели? За все преступные деяния принято платить! Где бы вы не находились, в каком из миров не грешили, — Женя усмехнулась, пристально глядя на скукожившегося, подобно луковице федерала. — И кольцо будет существовать до тех пор, пока вы что-то для себя не откроете, причём самостоятельно. В противном случае, смысл существования будет утерян для вас окончательно.
Панфилов спрятал глаза. Его блестящие губы дрожали.
— Всегда подозревал, что в земной жизни присутствует что-то дьявольское, — Громов помолчал. — Хотя верится во всё сказанное вами с трудом.
— Но вы только посмотрите на людей, окружающих вас! — Прозвучало слишком эмоционально, так что Женя смутилась. Однако она преодолела себя, продолжила более сдержанно: — Мы все разные. Не только внешне, но и внутренне. Каждому из нас присущ свой собственный внутренний мир: разнообразный, красочный, загадочный. Он подчёркивает индивидуальность, которую довольно-таки проблематично встретить в среде животного или растительного мира. Дикой природе присущи схожие признаки, согласно которым отряды вливаются в подвиды, подвиды в виды, последние в классы и роды… и так далее, по нисходящей, вплоть до древнего прототипа, с которого всё и началось, — Женя сделала паузу, чтобы передохнуть, уверенная, что её непременно перебьют; все молчали, так что пришлось развивать мысль дальше: — И только у одного человека общий предок так и не найден. Даже век компьютерных технологий не смог дать ни одного мало-мальски вразумительного ответа на фундаментальные вопросы: когда, кем и почему?
— А как же эволюция Дарвина? — всё же влез Панфилов.
— Я не пытаюсь оспорить теорию. Да, за тысячелетия существования на планете Земля человек изменялся за счёт местных условий — в этом Дарвин прав. А иначе и быть не могло. Наши тела — часть этого мира, соответственно все мы зависимы от окружающих природных факторов, вне зависимости, чему иному принадлежит наше сознание, откуда оно пришло, что является его первозданной колыбелью! Нечто неведомое создало этот планетарный мир, а возможно, и целую Вселенную, с одному лишь ему известной целью. Мы, если что и решаем в этой игре, то только в плане частного характера, то есть в угоду себе. Всё что вокруг — всего лишь иллюзия, жалкая подделка, созданная с той целью, чтобы не нарушить целостность восприятия, дабы поверить, будто бы мы часть чего-то осязаемого, а не какой-то там заряженный пучок протонов, летящий в неизвестность с субсветовой скоростью, за которым пристально следят извне, дабы понять, как он себя поведёт, повстречавшись с чем-то, ещё более колоссальным!
— Из ваших слов выходит, что Земля, есть ни что иное, как тюрьма, — горестно улыбнулся Громов. — К чему тогда все эти краски?
— Я же говорю, что это иллюзия, — Женя помолчала. — Пустоту и нелогичность замазали, чтобы мы не отвлекались на издержки. Ведь достаточно зацепиться за малейший изъян, как изделие развалится в руках… — Женя осеклась.
Громов поднялся с каталки.
— Я так понимаю, этот изъян был найдет.
— Да. Мы долго и упорно трудились, и обрели инсайт, — Женя смотрела на окровавленное тело девочки, ощущая, как в груди вот-вот оборвётся струна… — Думаю, это отряд зачистки. Он всегда поджидает у выхода, отлавливая беглецов, преодолевших «печати» — читай тюремные запоры, — созданные, дабы держать заключённых взаперти.
— Ясно, — кивнул Громов, делая условный знак вздрогнувшему Панфилову. — Я так понимаю, вам есть, где укрыться, пока это безумие нарастает и сдержать его не представляется возможным.
Женя с Целтиным невольно переглянулись — это явно не был вопрос, Громов констатировал данность.
— Я в курсе той игры, в которую вы вовлекли подростков.
— Вы всё знали? — прошептала шокированная Женя.
— Хм… Вы, учёные, задавшись какой-то целью, совершенно абстрагируетесь от реальности. При желании, этим можно запросто воспользоваться. Хм… Было бы это самое желание. Но я не первый день в строю и знаю, что в любом деле главное — выдержка. Достаточно выждать малость, как тебе откроется что-то новое, а если утерпеть и на сей раз — недалеко и до истинных помыслов докопаться. Такой вот я тактик, — Громов грустно улыбнулся. — Прошу меня извинить за каламбур с караулом. Мне не нужны лишние свидетели, как, уверен, и вам.
Женя от неожиданности разинула рот; по тому, как Целтин пытался безуспешно прикурить заново от тлеющего окурка, он и сам был не менее обескуражен столь откровенной речью полковника, и в особенности, проявленным снисхождением, вплоть до извинений.
— Но ведь камеры всё пишут… — Женя не знала, что ещё спросить, потому спросила глупость.
— Вы же знаете, что вблизи ИПС цифровая техника ведёт себя нестабильно, — Панфилов был серьёзен, как учитель, тыкающий ученика носом в явный недочёт. — К тому же жёсткие носители ненадёжны. Зачастую форматируются сами по себе, — он глянул на Громова; тот кивнул.
— Спасибо, — сказал Целтин. — Так что дальше? Ведь так просто вы нас не отпустите…
— Вы правы, — кивнул Громов, хватаясь за каталку с девочкой. — Вы перемещаете ИПС из головы ребёнка в клон и можете быть свободны. На этом наши пути расходятся.
— А как же…
— Девочку можете забрать, — Громов бестактно перебил, отчего Женя смутилась.
Помещение лаборатории содрогнулось. И без того тусклый свет нервно замерцал. Погасла пара мониторов вдоль стен, другие заслонились бесконечной чредой ломаных графиков и цифр.
— Нужно спешить, — сказал Целтин, толкая каталку с клоном к оборудованию в дальнем конце помещения. — Женя, подготовь всё. Скорее!
Девушка побежала впереди, путаясь в полах халата. На душе снова было тяжело, но Женя не могла сказать, почему. Перед взором проигрывались сцены из её никчёмной жизни… Серость детдома. Унылые краски института. Свежая палитра из общения с Соней. И снова унылость, заканчивающаяся кромешной пустотой.
Только сейчас до Жени дошло, что она не переживёт этот вечер.
Алгоритм был задан. Событийность построена. Бежать от судьбы не было смысла.
Почему-то страха она так и не испытала. Было грустно… и только.
Кода стало понятно, что ничего путного из их затеи не выйдет, Женя нервно рассмеялась.
Целтин с Громовым переглянулись; Панфилов, на всякий случай, отодвинулся.
— Женя, может передохнёшь? — спросил Целтин, оглядываясь на пустующую кушетку за шторкой. — А мы тут пока без тебя покумекаем.
Женя была бы рада ответить, но смех не отставал, рискуя перетечь в самую настоящую истерию. Закончить именно так — рехнувшейся в глазах коллег и друзей — она не хотела. Пришлось заставить себя думать в другом русле. Раз ничего не входит, причина должна крыться в самом начале, там, до куда они не отматывали при Громове ещё ни разу.