— Беги!!! — выпалил последнее, на что осталось человечности. — Беги в поместье, спрячься, пока я не приду в себя! Скажи слугам, чтобы меня не впускали! После пули в лоб- мне нужно больше, чем ты сможешь дать!
Сжался, стараясь из последних сил выиграть для неё время… Но, её запах стал ещё сильнее… Более обильным и насыщенным. Он растекался по всей окружившей меня площади и стал походить на безжалостную пытку! Обернулся… Это её вина. Лезвием ножа она распорола артерию ещё глубже. Кровь заструилась безудержным потоком, а её спокойный взгляд устремился в мои обезумевшие глаза с некой лаской. Без доли жалости к самой себе любимая без слов твердила: Пей, чтобы она не проливалась зря…
Я бросился к ней, как к источнику небесного света, дарующему свою милость даже столь грязному чудовищу, как я. Загнал клыки в кровоточащую кожу, и пил жадно, дико поглядывая в теплые изумрудные глаза. Как зверь, лишенный воды на протяжении трёх суток в горячей пустыне, и, наконец, добравшийся до водоёма. Малышка же лишь нежно гладила меня по голове, не отводя глаз от самой жалкой вампирской формы. Не дрогнув. Этот её спокойный вид заставил испытать к самому себе жуткое отвращение… Неужели за этим я так ее ждал? Неужели так мечтал увидеть, чтобы, измазанному в её крови, подавленному примитивными инстинктами, снова причинять боль? Отпустил тонкую ручку, отполз на безопасное расстояние…
— Прости… Я правда жалкий… — Анна рванула ткань с подола платья, и намотала отрезок на рану. Прикрыла глаза и прошептала нечто, вроде древнего заклинания. Запястье всполохнуло ярко- зелёным пламенем… Девочка открыла глаза и улыбнулась, снимая произвольный жгут с теперь абсолютно целой руки.
— Видишь? — демонстративно подняла вверх исцеленную кисть. — Я в порядке, не переживай. И, ты не жалкий… Дать тебе кровь было моим желанием. — Нежная улыбка на любимом лице разнеслась по телу непередаваемым теплом… И, не в силах больше держать себя в руках, я поднялся, за треть секунды сдавив свою девочку в объятиях, со всей, присущей вампиру, нежностью. Прильнул к пухлым губам поцелуем… За каждый раз, когда лишал себя этих настойчивых проникновений, за каждый миг, когда были не вместе. Вложил в него все те безумные чувства, что переполняют меня к дочери врага, ставшей самым желанным человеком… Порочный, властный, страстный… Со вкусом пьянящей крови и неприторно-сладкого, медового послевкусия молочной кожи…
— Я люблю тебя, родная… — истерично, быстро стал покрывать отрывистыми касаниями губ каждый доступный участок кожи. — Я люблю тебя так сильно, что не могу дышать, когда ты исчезаешь! И мне не нужна месть, война и пост главы, если тебя не будет рядом!!! Поэтому, прошу, всегда будь со мной!!! Я не женюсь ни на ком другом! Лишь ты… Мне нужна только ты!!! Не как пленница, а как часть меня самого… Без которой все становится напрасным…
Оторвался, всматриваясь в изумрудные глаза, чтобы уловить в них реакцию на мое откровение. Моя малышка, от чего ты плачешь? Почему сверкающие капли струятся по распахнутым векам? Почему в них и радость, и печаль? Ещё сильнее обвиваю за плечи руками,
— Девочка моя, скажи… Скажи, что я ещё не потерял свой шанс… Прошу тебя…
Эта желанная реакция её тела. Она ответила на мои касания, нежно сложив руки на моей шее. Притянула лицо к своему и поцеловала в ответ…
— Ты даже не представляешь, как я счастлива это слышать… — тонкий шепот, значащий столь многое — я тоже тебя люблю…
Какое-то время мы просто не можем отстраниться друг от друга. Не зная, как утолить эту жажду по воссоединению, касаемся, гладим, сжимаем и нежимся просто находясь рядом. Так близко, чтобы ощущение целостности запечатлелось в самом сердце… Но, обстоятельства встречи дают о себе знать тупой болью в месте выстрела, и осознанием, что, несмотря на долгожданную встречу, я не могу позволить Бессонову играть с судьбой целой расы… Меня обвели вокруг пальца, и хотят воспользоваться отцовским наследием для удовлетворения собственной алчности.
— Влад, что случилось? Тебе больно? — мягко подхватываю руку, касающуюся моего лба, и целую тонкие пальчики.
— До твоего появления кое-что произошло. Пулю мне всадил отец Маргариты. Он отнял единственное оружие, способное защитить вампиров в надвигающейся войне…