«Майя…» Интересная, умная, красивая девушка со своими забавными принципами. Синдзи заворочался. «Что же делать?» От тяжелых мыслей отвлекло недолгое забытье, а потом его разбудил приближающийся по улице рокот мотора и скрежет тормозов прямо напротив дома. Икари поднял голову, недоумевая: «Грузовик? За мной?», — и прислушался. Холостой ход двигателя через несколько секунд сменился натужным воем, и машина начала удаляться, оставив невнятный шорох у двери. Он встал и, держась за стену, вышел в гостиную. Шорох за дверью затих, но вскоре возобновился, и Синдзи нахмурил брови: такое впечатление, что кто-то… водит по двери руками или даже просто ищет дверь… «Наощупь!»
Мгновенно трезвея, Синдзи ринулся к двери и распахнул ее как раз вовремя, чтобы поймать падающую Рей. В бледном свете фонаря он увидел белую полосу бинтов, перечеркнувшую измученное лицо и полностью скрывающую глаза. Синдзи сглотнул.
— Здравствуй, Аянами.
— Здравствуй, Икари.
Глава 2
Холод лабораторного стола пронизывает даже сквозь комбинезон, заставляет до боли напрягать все суставы, сдерживать все тело в напрасных попытках не дрожать. Тьма контактного шлема отрезает от мира, но он знает, что это ненадолго. Что придет боль, и иглы сошьют сознание с реальностью напрямую, что он получит приказ — и сдвинется циклопический манипулятор, нажатый курок пошлет снаряд точно в мишень. Прозвучит команда — и изогнется сложная конструкция, которую учат воспринимать как собственный хребет.
— Икари?
— Да, доктор Акаги.
— Приготовься.
— Слушаюсь.
Зажигаются перед глазами крошечные светодиоды — идет калибровка положения глазных яблок. Тихо жужжащие сервомоторы подгоняют последние тонкие настройки. Теперь главное не моргнуть, главное не дернуться — смотреть точно в красные маячки. И вроде как понимаешь это, и вроде не первая синхронизация, и даже не двадцать первая, но нет-нет, да и мелькает шальная мысль: «Все, пропали глаза…»
Иглы впиваются в веки неожиданно — всегда неожиданно — коротким рывком входят в орбиты, огибая глаза, и идут дальше, в мозг. Звенящая боль нервов, которые нельзя обезболивать, наполняет череп, но и это только начало: где-то там, на четко выверенных позициях, иглы выпускают тончайшие жгутики нейронных трансмиттеров, напрямую работающих с церебральной зоной «А-10». И вот это уже больно по-настоящему — до прокушенной губы, до крошащейся эмали стиснутых зубов, до звона в животе… Но сквозь этот рвущийся наружу вопль всего тела звучит спокойный голос:
— Синхронизация установлена.
И мир пробуждается. Чужие глаза, чужое тело — пока неясное и странное. Чужое восприятие.
Он видит. С огромной высоты видит крохотного себя, свое бывшее тело на каталке — серебристо-синий обтягивающий костюм, скрытая яйцевидным глухим шлемом голова, — и слышит четкий приказ:
— Уничтожь труп.
— Слушаюсь.
Он привычным движением тянет палец к гашетке, переводя систему правой руки в режим огнеметания. Точный залп тугой струи пламени, всего один короткий залп, окутывает лабораторный стол рукотворным адом.
Синдзи вскочил, сбросил с себя мокрые простыни и замер, лихорадочно шаря руками по кровати. Бушевавшее во сне пламя, казалось, вырвалось в явь, раскалило его комнату, и сейчас он словно искупался в собственном поту. «Тело… Оно тут, оно здесь…» Икари сжал виски ладонями, пытаясь угомонить расшумевшихся в голове демонов. И вдруг перед глазами возникла рука, протягивающая чистое полотенце. Завернутая в простынь Аянами стояла рядом с кроватью, ее бинты в сизом предрассветном полумраке жутко выделялись на бледном лице:
— Ты, вероятно, взмок. Кошмар?
Синдзи перевел дыхание, взял полотенце и принялся обтираться:
— Я кричал?
— Да. Правда, недолго.
— Понятно.
Рей бесстрастно стояла рядом, пока он приводил в порядок постель, и едва заметно вздрогнула, когда он коснулся ее руки:
— Аянами… Спасибо тебе.
— Не за что, Икари. Я… — она замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать. — Сама хотела разбудить тебя. Ты можешь побыть со мной?
Синдзи кивнул, но вовремя спохватился и произнес вслух:
— Хорошо. Пойдем к тебе? Или на балкон?
— Нет. Я бы хотела остаться тут. Можно?
— Конечно…
Она устроилась в углу кровати, поджав ноги и слепо глядя прямо перед собой, и Синдзи, поколебавшись, сел рядом. Повисло молчание — уютное, теплое, неожиданное после кошмара молчание, пахнущее голубоволосой девушкой. Он задумался, пытаясь представить себе, что еще в жизни давало ему такое тепло и тихую радость, и по всему выходило, что ничего подобного он никогда, ни с кем и ни с чем не переживал. Призрачное, будто бы размытое детство — без материнского тепла, на попечении родственников. Безрадостная юность, оставившая в памяти только боль. И лишь Рей… Будто в благодарность за эти мысли к нему скользнула рука девушки, нашарила его руку и крепко сжала.