Она подтягивает чашку поближе, вызывая в запертом насекомом новую вспышку гнева, и Харпер понимает: не стоило это говорить.
– А вы точно не незнакомец?
– Ну, ты же хочешь выступать в цирке? Кем же Лори Стар будет? Воздушной гимнасткой? Наездницей на слонах? Клоуном? – Он прикладывает палец к верхней губе, шевеля им. – Или дамой с усами?
К его облегчению, Кирби хихикает.
– Ну не-е-ет!
– Будешь укрощать львов! Метать ножи! Глотать факелы!
– Я буду ходить по канату. Я даже немножко умею! Хотите, покажу?
Она хочет подняться, но он перебивает ее, охваченный отчаянием:
– Нет, подожди! Можно посмотреть на твоего льва?
– Да там не лев, если честно.
– А вдруг ты обманываешь? – не сдается он.
– Ладно, но только осторожно, а то он улетит. – Она самую чуточку приподнимает чашку. Харпер, уложив голову на землю, щурится, заглядывая внутрь, и вдыхает успокаивающий запах примятой травы и чернозема. Под чашкой кто-то шевелится. У него мохнатые лапки и черно-желтое тельце; его усики касаются края чашки, и Кирби, ахнув, вновь прижимает ее к земле.
– Ничего себе, какой большой шмель, – говорит он, присаживаясь на корточки.
– Знаю, – гордо отвечает ему Кирби.
– А ты нехило его разозлила.
– По-моему, он не хочет выступать в цирке.
– Хочешь, покажу тебе фокус? Ты мне только доверься.
– А какой?
– Тебе же нужен канатоходец?
– Нет, мне…
Но он уже поднял чашку и накрыл взвинченного шмеля ладонями. Глухой звук, с которым отрываются его крылышки, напоминает о вишне, которую Харпер целое лето собирал в Рапид-Сити, – с точно таким же звуком он срывал ее с черенков. Он ведь колесил по стране в поисках работы словно ужаленный. Пока не нашел Дом.
– Что ты делаешь?! – кричит Кирби.
– Так, теперь нам нужна липучка для мух. Натянем ее между банками, и наш шмелек сможет по ней ходить, но точно не упадет. Есть у тебя липучка?
Он усаживает шмеля на край чашки. Тот цепляется за нее лапками.
– Зачем ты с ним так?! – Она бьет его по руке открытыми ладонями быстро и буйно.
Такая реакция его удивляет.
– Мы же играем в цирк?
– Ты все испортил! Уходи! Уходи-уходи-уходи-уходи! – повторяет она, продолжая его колотить.
– Ну хватит, хватит, – смеется он, но она не останавливается. Он перехватывает ее руку. – Сказал же. Заканчивай-ка ты нахрен, малышка.
– А ты не ругайся! – кричит она и вдруг начинает рыдать. Не этого он ожидал от их первой встречи – хотя планировать их всегда довольно бессмысленно. Дети непредсказуемы, и это так утомляет. Поэтому он их и не любит. Лучше дождаться, пока они подрастут – вот тогда-то все будет по-другому.
– Ну ладно, ладно, прости. Только не плачь, хорошо? У меня для тебя подарок. Не плачь, пожалуйста. Смотри. – Он не знает, что еще делать, поэтому достает из кармана лошадку. Точнее, пытается, потому что ее голова за что-то цепляется, и ему приходится выдергивать ее силой. – На, бери. – Он пихает лошадку девочке в руки. Как талисман – один из тех, что связывают все воедино. Не поэтому ли он взял ее с собой? Лишь на мгновение в его мыслях мелькает сомнение.
– Что это?
– Лошадка. Не видишь, что ли? Лошадка-то явно лучше, чем какой-то дурацкий шмель, согласись?
– Но она игрушечная!
– Да знаю я, чтоб тебя. Бери уже, а? Это подарок.
– Не хочу. – Она шмыгает носом.
– Ладно, это не подарок, а вклад. Я отдам тебе лошадку, а ты будешь ее охранять, как в банке.
Солнце припекает затылок. В пиджаке становится слишком жарко. Ему сложно собраться с мыслями и хочется поскорее уйти.
Шмель, свалившись с края чашки в траву, заваливается на спинку и беспомощно сучит лапками в воздухе.
– Ладно.
Ее слова успокаивают его. Все так, как и должно быть.
– Самое главное – не потеряй ее, хорошо? Я за ней вернусь. Договорились?
– А зачем?
– Потому что она мне очень нужна. Сколько тебе лет?
– Шесть, но через три месяца будет семь.
– Вот и отлично. Просто чудесно. Самое то. Планета вертится, как твое колесо обозрения. Когда подрастешь, мы снова встретимся. Не забывай обо мне, золотце, ладно? Я обязательно за тобой вернусь.
Он встает и отряхивает джинсы, а потом разворачивается и быстро уходит, лишь немного прихрамывая. Девочка провожает его взглядом – он переходит дорогу, а потом идет к железнодорожным путям и вскоре скрывается среди растущих вокруг деревьев. Только тогда она смотрит на пластиковую лошадку, влажную от его пота, и кричит ему вслед:
– Да? Как будто мне нужна твоя дурацкая лошадь!
Она бросает ее на землю, и игрушка, отскочив, падает рядом с велосипедным колесом обозрения. Под безучастным взглядом ее нарисованных глаз по земле ползет шмель, сумевший перевернуться.