Клава юркнула в подъезд, посмотрела наверх сквозь лестничные пролёты, прислушалась. Пока всё тихо. Входная дверь скрипнула. Клава бросилась под лестницу, присела, вжалась в стену в тёмном углу.
В подъезд зашли двое. Клава их не видела, определила по шагам.
– Вроде сюда забежала, – раздался тонкий, почти мальчишеский голос.
– Под лестницей посмотри, – ответил ему голос грубый, командирский.
– Так темно, товарищ старшина, не видно ничего.
– Фонарь на что у тебя?
Клаве показалось, что у неё сейчас сердце остановится. Даже голова закружилась.
Слышно было, как молодой возится с фонарём.
– Чёрт, не работает, товарищ старшина.
– Валенок! Сколько раз тебе говорил – проверяй фонарь перед выходом!
– Я проверял, он работал.
– Проверял он… – проворчал старшина. – Ладно, пошли, наверное, она в квартиру зашла.
– А что на улице в три ночи делала?
– Ну мало ли почему не спится девчонке. Пошли, нам ещё три квартала обойти нужно.
Звук шагов, входная дверь снова скрипнула, стало тихо.
Клава почувствовала, что вся дрожит и зубы стучат, как на морозе, хотя в подъезде жарко и душно. Ещё поняла, что трусики мокрые. Описалась от страха.
Наверху зашумели. По лестнице тяжело спускались несколько человек. Клава выскочила на площадку. Первым идёт Павел, несёт фанерный чемодан с металлическими уголками. За ним Барабан, кряхтя, тащит дорожную сумку и тяжёлый тюк. Замыкает Скрипка с тюком через плечо. Все мрачные, хотя дело явно удалось.
– Паша, почему так долго? – Клава бросилась вперёд.
– Потому! Всё тихо?
– Да, патруль был, но прошёл.
– В какую сторону?
– Я не видела, я под лестницей спряталась.
Павел сплюнул.
– Раззява!
– Паша, я испугалась очень! Они в подъезд за мной зашли, я спряталась. А вдруг вы бы вышли?
– Ладно, потопали.
«Победу»[23] оставили в соседнем дворе. Машина стояла под фонарём, и, когда садились, Клава заметила у Павла на рукавах бурые пятна. Барабан плюхнулся за руль, рванул, не включая фар.
– Паша, что это, кровь? – Клава показала на рукав.
– Краска, – процедил Павел.
Скрипка загоготал.
– Краска… га-га… масляная… га…
Скрипка надрывался в истерике, хлопал себя по ляжкам, не мог остановиться.
– Краска… га… из горла ювелира вытекла… га!
– Как из горла? – не поняла Клава и почувствовала недоброе. – Паша, что случилось?
– Ювелир упрямым оказался.
– И старуха его, – добавил Скрипка.
После окончания музыкального училища сёстры Жуковы подали документы в консерваторию, но экзамены провалили обе. Домой, в родную Алексеевку, возвращаться не собирались. Отец демобилизовался инвалидом, начал пить и вскоре после войны умер. Колхоз развалился, мать тоже запила и болеет постоянно. Из братьев – двое сидят, третий уехал за длинным рублём и пропал, четвёртый, отслужив срочную, остался в армии, где-то на Дальнем Востоке. Лидка после неудачи с консерваторией быстро выскочила замуж за инженера с режимного предприятия[24] с квартирой и устроилась продавщицей в промтоварный магазин. Клаву взяли солисткой в музыкальную группу при ресторане.
Группа оказалась непростой, по вечерам развлекала пьяную публику, а ночью грабила квартиры. Клаву «второе дно» музыкантов ничуть не смутило, она обожала подарки, которыми после удачных ночных похождений осыпал её любовник Паша, он же главарь банды по прозвищу Пианист. Клава воображала себя лихой подругой грозного налётчика, перед которым дрожали обыватели. Ей нравилось лететь по ночному городу на Пашиной «Победе», сидеть за столом с Пашиными друзьями после удачных дел, разбирать награбленные трофеи, торговаться с перекупщиками. Жизнь была яркой и рисковой, не то что в деревне.
В квартиры Клаву не брали, оставляли стоять «на шухере». Ещё у неё была важная роль – в перерывах между песнями подсаживаться за столики к перспективным клиентам. У Клавы хорошо получалось разговорить подвыпивших мужиков. Те перед смазливой певичкой распускали хвосты, наперебой хвастались неимоверными богатствами, трясли толстыми бумажниками, демонстрировали золотые перстни на пальцах, угощали шампанским, пялились на Клавин соблазнительный бюст, гладили под столом Клавины коленки, зазывали к себе домой.
Клава охотно соглашалась, адреса записывала. Потом по этим адресам являлись незваные гости. До последнего случая обходились без крови. Напуганные до полусмерти хозяева квартир беспрекословно отдавали ценности и добро. И даже не всегда в милицию заявляли – сами не без греха. Павел не раз повторял, что на мокруху[25] не пойдёт, за это вышка[26] светит. Но вот пошёл. И что теперь будет?
24
Режимными называли работающих на оборону предприятия, на которых устанавливался особый охранный режим.