Выбрать главу

Веноза пробился сквозь толпу гостей. Подойдя к его высочеству, он склонился перед ним в поклоне. Весьма длинный и очень тонкий нос — вот что, безусловно, выделяло лицо Фердинанда Габсбургского. И к этому было практически нечего добавить, говоря о внешности эрцгерцога. Что же до характера, то аристократы хвалили его за скромность. Фердинанд поддерживал хорошие отношения со всей миланской знатью, хотя ни с кем особенно не сближался. Граф Веноза попал в число немногих, с кем у правителя сложились действительно теплые отношения. Возможно, потому, что Джулио никогда ни о чем не просил его высочество, а может быть, потому что не угодничал. И в этот вечер, увидев Джулио, эрцгерцог обрадовался, лицо его осветилось приветливой улыбкой.

— Посмотрите на Венозу, — сказал маркиз дель Донго своей жене, — ведет себя точно хозяин. Держит в руках нашего эрцгерцога и вертит им, как хочет. И это не так уж трудно, — с усмешкой объявил он, — если учесть, какой он тщедушный.

Маркиза ответила ему недовольным жестом и пояснила:

— Джулио — настоящий джентльмен, и эрцгерцог мне нравится. Он не такой вульгарный, как многие из ваших друзей.

Маркиз переменил тему:

— Похоже, граф Веноза влюбился. Я слышал это от Кальдерары. Я не хотел верить, не может быть, решил я, у него столько женщин, никакая не отказывает, стоит только пожелать. Было бы безумием с его стороны попасть в ловушку. Хотя…

Веер маркизы энергично задвигался.

— Если это так, я рада за него.

— А вы разве не знали? — продолжал муж.

— Взгляните на Терезу Бласко Беккарию, — вместо ответа предложила маркиза. — Мне кажется, она скучает. Почему бы вам не составить ей компанию?

— Да-да, — согласился дель Донго, несколько ошарашенный. Он не понимал, чем эта болтовня так раздосадовала его жену. Ведь он хотел только узнать, кто же новая любовь Венозы… Ну кто поймет этих женщин!

Этим вечером Тереза Бласко Беккария выглядела усталой и раздраженной. Она без конца то раскрывала, то складывала веер. Корсаж платья из зеленого бархата, в которое она была одета, приподнимал навстречу любопытствующим взорам довольно плоские груди. Но тот, кто переводил глаза выше, встречал пугающий своей твердостью взгляд уже немолодой женщины. Подле Терезы сидел ее сын, тучный молодой человек в розовой двойке, с равнодушным, пустым лицом, обрамленным тусклыми каштановыми волосами. Расположившиеся неподалеку от хозяев дома граф Серпьери и маркиз Кальдерара лениво перебрасывались замечаниями о присутствующих:

— Сын Терезы, несомненно, совсем не унаследовал красоту отца, — бросил Серпьери.

— И уж тем более его ум, — добавил Кальдерара.

Но вскоре их внимание привлекли графиня Беккария и направившийся к ней дель Донго.

— Маркиз, посмотрите на графиню Беккарию, она, похоже, сейчас взорвется. Должно быть, узнала, что Джулио влюблен, но неизвестно в кого Новость оказалась для нее слишком неожиданной, и она еще не успела переварить ее. Говорят, она устроила заговор даже против молодой Висконти.

Подойдя к Терезе Беккария, маркиз дель Донго завел с ней оживленный разговор, но, очевидно, не смог улучшить ее настроение, так что Тереза решительно отошла от хозяина дома, и он, несчастный, не нашел ничего лучшего, как присоединиться к Серпьери и Кальдераре, появившимся поблизости.

Кальдерара как раз в этот момент сказал Серпьери:

— Маркиза Беккария не удостаивает вас даже взглядом, вы недостаточно богаты, дорогой граф.

— А вы слишком уродливы и толсты, — парировал Серпьери.

— Маркиза вне себя, — сообщил огорченный дель Донго.

— Еще бы, ее Веноза положил глаз на какую-то нимфу, а она даже не знает, о ком речь.

— Так это правда? Я не перепутал?

Неторопливо двигаясь по залу, они приблизились к эрцгерцогу и его окружению.

Джулио разговаривал с правителем на прекрасном немецком языке.

— Спасибо, ваше высочество, большое спасибо. Но я не рассчитываю в ближайшее время посетить Вену. Мне необходимо заняться несколькими имениями тут, в Варезе. Это земли, граничащие с владениями Висконти.

— Хотите сказать, что собираетесь сами заняться сбором винограда, граф? — прощебетала молодая фон Шробер.

— Конечно, графиня, в глубине души я остаюсь земледельцем.

— А ваша прекрасная возлюбленная тоже будет земледелицей?

Лицо фон Шробер оставалось непроницаемым. Она съязвила так, словно преподнесла комплимент. Но Веноза не остался в долгу:

— Графиня, я полагал, что ваши шпионы лучше осведомлены!

— Будет вам, будет! — вмешался эрцгерцог. — Что это за история, которая мне неведома?

— Похоже, наш граф безумно влюблен. Но неизвестно, в кого. Весь Милан говорит об этом.

— Это верно, граф? И вы скрываеге вей от меня?

— Это клевета, ваше высочество. Могу даже объяснить, что кроется за подобными разговорами. Я приобрел картину Аппиани, на которой изображена поразительной красоты девушка. В нее-то я и влюблен.

Между тем к ним приблизился маркиз Кальдерара и привлек внимание Розмари фон Шробер. Маркиз щеголял в ярко-красных ботинках на очень высоких каблуках и, будучи к тому же весьма тучным, заметно возвышался над гостями. Невозможно было не заметить его. Увидев обращенные на него взгляды, Кальдерара поклонился эрцгерцогу и его даме, а Венозе послал кончиками пальцев воздушный поцелуй. Хотя Джулио невероятно скучал, ему пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться.

— Почему, граф, вы так дружны с ним? — поинтересовался эрцгерцог. — Это странный человек, о нем столько сплетничают. Говорят даже о каких-то противоестественных наклонностях.

— Но он удивительно честный человек, ваше высочество. Качество довольно редкое и мне весьма симпатичное.

Эрцгерцог неохотно кивнул, Веноза был человеком искренним и умел постоять за друга в трудный момент. Между тем подошел адъютант эрцгерцога, и они заговорили. Веноза, воспользовавшись этим, попрощался с молодой графиней и нагнал Серпьери и Кальдерару.

— О небо! — воскликнул Джулио. — Смотрите, появился Пьетро Верри[44] со своей подругой.

— Это еще ничего, — сказал Серпьери, — там дальше я вижу и Гаэтано Майорано, причем он направляется прямо к нам.

— Но, к счастью, не торопится, — шепнул Кальдерара, — дабы не испортить укладку на своей шевелюре, — маркиз откинул голову и изобразил, будто приглаживает длинные волосы, которых у него не было и в помине. Друзья улыбнулись.

Джулио все это ужасно надоело. И когда Серпьери подхватила какая-то красивая дама, а Кальдерара заговорил с Верри, Веноза незаметно покинул гостиную. Выйдя из подъезда, он направился домой. С некоторых пор все эти пустые разговоры в гостиных набили ему оскомину. Говорили обо всем и ни о чем. Он предпочел пройтись по улицам Милана.

В начале ноября ночь стояла теплая, безветренная. Граф подошел к церкви Сан-Карло и остановился. А что ему делать дома? Никто не ждет его там. Поставщик из Вальтромпии, с которым у него назначена деловая встреча, сообщил, что товар еще не готов. Впереди много свободного времени. К тому же хотелось узнать последние новости из Франции. Говорили, будто революция вот-вот закончится. Джулио сомневался в этом.

Когда нарушаются вековые законы жизни общества, неизменно вырываются на свободу безудержные варварские силы, которые очень трудно потом укротить. В сущности, подумал он, то же самое происходит и с каждым отдельным человеком. Он может жить себе спокойно, размеренно, даже с робостью в душе, и мы утверждаем, что это зависит от его характера. Однако такое спокойствие — не что иное, как результат воздействия многих внешних сил, определяющих его поведение, направляющих его и управляющих им. Но когда с человеком случается какая-то серьезная беда, когда нарушается его душевное равновесие, тогда прощай спокойствие.

Нет, решил Джулио, когда народ рушит все устои, когда его вожди, безумствуя, гильотинируют друг друга, порядок может быть установлен только извне — новым тираном. Прав англичанин Гоббс[45]в своем «Левиафане». Гоббс жил во времена английской революции и хорошо понимал ее движущие силы.

вернуться

44

Пьетро Верри (1728–1797) — итальянский просветитель. В 1760–1780 годах содействовал антифеодальным реформам в Ломбардии.

вернуться

45

Томас Гоббс (1588–1679) — английский философ. Государство, которое Гоббс уподобляет мифическому библейскому чудовищу Левиафану, — результат договора между людьми, положившего конец естественному состоянию «войны всех против всех».