Постепенно наладились отношения. Коллектив не любит новичков и старается избавиться от них. Но ничего, придется доказать работой, безотказной. И действительно, вся самая неприятная работа доставалась мне. Ирина Михайловна заставила умыться, напоила, накормила и велела отдохнуть в ее палатке под машиной. Как я ей благодарна! За все: за доброту, участие, за ее горячее сердце...
Проснулась - за рукав меня трясут: «Встать! Садись в эту машину!» Я карабкаюсь на груженую машину, винтовка и тощий рюкзачок цепляются за все и мешают. Машины взревели. На первых машинах выехал весь персонал. Трясусь на мешках по военным дорогам. Изредка налетит немец, сбросит бомбы, которые оставляют воронки, поднимая землю, застилая солнце. Около Валуек комбат приказал всем слезать с машин и идти пешком лесными дорогами. Этого приказа не зная, сижу на машине. Обогнув строй медработников, машина трясется дальше. Меня заметили. Капитан что-то кричит и машет руками. Стучу по кабине. Шофер выглянул и дал обратный ход. Тут-то мне и влетело... Костя крикнул: «Фельдшер! Возьми винтовку и вещмешок, - и добавил тихо, - растяпа, не могла спрятаться. Держи хлеб и банку консервов». «Спасибо! А прятаться не приучена!» С дороги свернули в лес, и начался долгий путь по сказочным лесам, лугам, полям. Ноги мои и так стерты. А мы все идем и идем, прошли Кулешово, Никитовку. Высокая трава, цветы, лесные фиалки, купавки. За сапоги цепляются ромашки, колокольчики, клевера цветы. Самарино, Горное... В лесу крупная спеет земляника. Кукует кукушка. Совсем стерла ноги. В зелени полей и лесов уже не бомбят и не отстреливают, только в деревнях дымят сожженные хаты. Войск нет. Тихо. Страх неизвестности заполняет душу. Где-то очень далеко гудит война. Идем ходко по пыльным дорогам, торопимся - как бы в окружение не попасть. Подходят ко мне два офицера:
- Ты новенькая?
- Так точно!
- Откуда?
- Из Москвы!
- Смотри, куда зашли, тишина, только где-то далеко идет бой, война, страшно тебе?
- Да! Я очень устала!
- Поди, и спроси у начальства (там майор Безуглов, комиссар Зайцев или Меримов впереди идут), ты новенькая, никто тебя не знает, спроси: не пора ли партбилеты спрятать?
Бегу, перегоняя всех идущих, растерзанные ноги болят. Добежала до командиров. К кому обратиться?
- Товарищ комиссар, разрешите обратиться? Офицеры спрашивают, когда документы спрятать? (Я не могу произнести слово партбилеты!).
- А ты кто? Ах, новенькая! С чего же начинаешь свою службу? Какие офицеры тебя послали? Покажи!
- Я их не знаю. Там, далеко, идут, а меня послали спросить!
- Расстреливать надо паникеров! Марш отсюда! - приказал строевой офицер.
Натертые ноги болят и не идут. Я слышу, как комиссар сказал громко:
- Ей самой до этого не додуматься! Это кто-то из наших трусит. Обстановочка, однако, наитруднейшая, неразбериха, отсюда и страх, да и работы нет, непривычно...
Больше я ничего не слышу, ноги стерты аж до потери сознания. Иду ровно, стараясь не спотыкаться, потные портянки стали жесткими от крови.
...Привал. Кушаю хлеб с консервами, спасибо Косте шоферу, Ирине Михайловне. Со мной никто не разговаривает. Идем дальше. В деревне нас ждали машины. Все погрузились и двинулись дальше по дорогам вместе с войсками. За эти длинные версты поняла, каково женщине в походе, когда нет бытовых, самых необходимых, условий. Опять воют самолеты, бомбит, переправа через Дон уничтожена. Машины, люди, кони мечутся по дорогам, с самолетов строчит пулемет. Вся колонна остановилась у моста через овраг, а у нас вышел бензин. Ко мне подходит шофер: «Тебя комбат вызывает!» Откуда он меня помнит? Подумала и бегом:
- По вашему приказанию явилась, товарищ майор!
- Останетесь на машине Раздьяконова Аркадия Михайловича, пришлю бензин, тогда вернетесь.
Есть охранять машину! (Понятно, это один из офицеров). Это было 8 июля 1942 года. Вот и оставили одну. Сижу на кабине, смотрю, как вокруг останавливаются машины. Все войско и гражданские уходят через мост, туда, где скрылись наши машины, где густая пыль стоит до самого солнца. Слева, за оврагом, на железной дороге копошатся люди. Оказалось, отправляют облепленный людьми последний паровоз. Через час взорвали полустанок, развороченные пути разлетелись в разные стороны. Позже взорвали небольшой железнодорожный мост, который рассыпался, как игрушечный. Вот и завод, видневшийся вдали, покрылся дымом и огнем, и только несколько взрывов донеслось. А вокруг наставили столько машин без бензина, что вылезти невозможно.