Выбрать главу

Влад кивнул. Прикосновение исчезло.

— Волхвов, ложь видящих, у твоего князя более дюжины, да и сам Златоуст непрост. Ни к чему ему еще и чаша такая, — снизошел до объяснений Кощей. — Здесь же заложено совершенно иное колдовство. Воли чаша лишает всякого, из нее отпившего: людей сильных — на чуть совсем, но иной раз большего и не нужно, — он снова протянул руку, на этот раз дернув Влада за темно-русую прядь. — Не киевского ты роду-племени, верно?

— Верно, — ответил-откликнулся Влад со вздохом и подумал: не пил ли отец из чаши этой, когда соглашался отдать его в заложники? Говаривали, раньше князь Олег никогда не разбрасывался своей кровью.

«Людей сильных — на чуть совсем, но иной раз большего и не нужно», — повторил он про себя слова Кощея и заявил во всеуслышание:

— Значит, правильно все!

— Что именно?

— Не просто я оплошность совершил, колдунство мерзкое чужеземное порушил. Теперь и лишения терпеть сподручней станет, — ответил Влад, задумался и добавил гораздо тише: — Только когда чашу бил, я о том не думал.

— Ни дать ни взять герой! — хмыкнул Кощей. — Молоко на губах не обсохло, а туда же.

Влад насупился, но долго злиться не стал: правда ведь.

— Зря намекаешь на то, будто я ничем тебе не обязан. Все в этом мире связано. И ты явился сюда — такой замечательный, смышленый, с умением скрытое видеть, хоть о том и не ведаешь, — тоже неслучайно, — сказал Кощей, повел пальцами в воздухе — и черепки словно ожили, поползли друг к другу, срастаясь. Стала чаша прежней с виду, однако заговоров, на чужом языке написанных, больше на ней не было.

— Спасибо!

— А сила-то немалая, раз византийская пакость от тебя сама шарахнулась, — сказал Кощей, благодарности, похоже, не услышав; оглядел Влада снова, уже внимательнее, и посоветовал: — Когда сильнее проявляться начнет, к волхву не ходи. Не сумеет он тебя вырастить, а если обучать возьмется — изломает всего.

— П-почему? — вырвалось у Влада.

— Златоуст за тебя сам не возьмется, кому попроще отдаст. Волхвы же в большинстве своем колдуны сплошные, в травах да обрядах силу черпают, чурбанам бездуховным молятся и полагают, будто через них разговаривают с богами. У тебя же сила от сердца идет, из самой глубины души и потаенной сути. Магом тебе прозываться бы, да в Киеве не ведают слова такого. В наставники тебе нужен настоящий чародей.

Влад нахмурился. Не знал он до этого никого сильнее главного волхва Златоуста. Тот, казалось, все мог, даже тучи перед сбором урожая разогнать, дабы ни капли из них не пролилось.

— Колдун никогда не сумеет обучить пользоваться внутренней силой, — не позволив Владу перечить, произнес Кощей, — поскольку черпает ее из мира внешнего, заимствуя у камней, трав, ветра и солнца или других людей, а вот завистью черной воспылает — это уж точно. Не любят волхвы княжеские, когда ученики превосходят их в чем-либо: больно страшатся лишиться места хлебного в тереме высоком.

За время, что он говорил, чаша собрала в себя квас, разлитый по полу, да на прежнее место на столе прыгнула.

— Вот и все, — улыбнулся Кощей. — И заметь: больше эта пакость византийская никому худа не сделает, разве лишь князь недоволен окажется, но с тебя какой спрос? Понял ли ты мое объяснение, Влад, сын князя Олега?

— Понял. Не пойду к волхвам. Только где же мне найти чародея в наставники?

— Не тревожься, — Кощей мягко улыбнулся и погладил его по волосам. — Все придет чередом: почувствуешь, как я сам когда-то, а теперь ступай, — и в глазах огонь сверкнул цвета листьев, едва-едва родившихся из почек. Влад хотел спросить, когда же с ним все это случится, но ноги вынесли его за порог и не останавливались до самых покоев, а потом навалился сон. Влад проснулся лишь к вечеру следующего дня, напугав няньку почти до смерти.

Князь темнее тучи ходил, а бояре по углам шушукались: мол, Кощей оказался сильнее византийского кудесника, а значит, все разговоры о вере в восточного бога — чушь, и не нужна на Руси. А уж когда какой-то заезжий богатырь, отхлебнув кваса из чаши, отказался идти в княжескую дружину за одни лишь почет и уважение, князь сам разбил ее вдребезги и даже хотел идти войной на Константинополь. Вовремя бояре отговорили его, подсчитав необходимые траты для снаряжения войска и схватившись за бороды.

…С тех пор минуло лет десять. Из отрока превратился Влад в юношу, учился ратному мастерству, а волхвам лишний раз старался не попадаться на глаза — чисто на всякий случай: помнил совет Кощея. Сам чародей в Киев приезжал, да больше не заглядывал в княжеский терем. Пару раз видел его Влад на Сенной улице: скакал он на вороном коне, огромном да злющем, словно демон арийский, ничуть не изменившийся внешне, только волосы до пояса отрастил и носил распущенными, а не завязывал в хвост или в косу по-печенегски.