У окна стоял одетый в княжеский парадный камзол Игнат. На пальцах у него блестели перстни.
— Слабо шагают, слабо, — сказал он. — Видно, солдаты молодые, плохо учёные!
Справа от Игната стоял князь, одетый в бедный кафтан, а слева, загораживая всё окно своими саженными плечами, высился Яков.
— Да, были времена… — мямлил князь. — Вот, в Москве, я помню…
— Вспоминать потом будешь, когда цел останешься, — повелительно произнёс Игнат. — Иди погляди, всё ли готово к приёму дорогого гостя.
— Это ты мне? — удивлённо спросил князь.
— Пора привыкать, Данила Михайлович, — улыбнулся Игнат. — Противник на носу… Ну, живей!
Князь потоптался на месте, погладил бороду, вздохнул и пошёл к дворне.
…Граф Темитов ростом оказался невелик. Усы дерзкие — торчком. Взгляд быстрый. Говорил граф скоро, словами сыпал так, будто спешил куда-то.
Игнат вышел встречать Темитова к карете.
Обнялись, как старые друзья.
— Много, много слышал о вас, князь, — проходя в дом, говорил граф. Знаю, что бодрствуете ночью. Тем почётнее для меня, что вы, ввиду моего приезда, вновь сделали день днём… Это что за смешная борода? — спросил граф, завидя князя Данилу Михайловича, пробегающего из дома в кухню.
— Мой управляющий и доверенное лицо, — небрежно сказал Игнат. — И знаете, граф, занятно: этот старик — мой дальний родич и тоже Стоеросов, тоже Данила. Но его Данилкой кличут, чтоб нас не путали!
— Ха-ха! — рассмеялся граф. — Весьма любопытное совпадение, весьма!
— Я, как вы, верно, знаете, — сказал Игнат, — тоже долго бороду носил. Но, по здравому разумению, решил её сбрить — времена не те ныне. Да и жарко в ней.
— Любезный князь, — быстро, скороговоркой начал сыпать слова граф, мой обычай: прежде всего — дело. Голянский передал, что вы согласны на мои условия. Вы даже доставили мне удовольствие: взяли часть денег вперёд. Давайте же, не мешкая, сей же час всё и порешим. Бумаги при мне…
— Простите, любезный граф, — поклонился Игнат. — Но купля-продажа уже свершилась. Ваше доверенное лицо, Голянский, прибыл вчера ночью и от вашего имени попросил меня отпустить с ним крестьян. Мне осталось только деньги с вас получить.
— Но это же обман! — воскликнул он, и усы его затопорщились, как у кота. — Голянский попросту обокрал меня! Он — самозванец! Плут! Обманщик! Куда же он увёл моих крестьян? Разве тут есть вторая дорога из вашего края?
— Есть, любезный граф, есть, как не быть, — подкрутил ус Игнат. Только ею никто не ходит… Она через болота ведёт. Я и то удивился: почему Голянский избрал такой путь? Теперь мне всё понятно.
— Ах вор! Ах изменник! — Граф ударил кулаком по столу. — Догнать его можно? Я прикажу…
— Солдаты ваши устали, да и всех мужиков, кто болотную дорогу знает, Голянский с собой увёл, — махнул рукой Игнат. — Нет, любезный граф, догнать его нельзя. Но вы его ещё найдёте, когда вернётесь в Заболотье. Куда же он денется? Голянский не иголка, а Заболотье не стог сена. Отыщется обманщик.
— И всё-таки, князь, посудите сами, это весьма и весьма странно, задумался граф. — Вся вина за сей прискорбный казус ваша. Почему вы не взяли с него расписки?
— Меня на кривой объехать не так уж трудно, — сказал Игнат. — Сами знаете, сижу сиднем, никуда не выезжаю.
— Нет! И вас и меня обманули — вы потеряли мужиков, я — деньги. А Голянский за это пойдёт на каторгу — туда ему и дорога! Вам же, князь, придётся отвечать за то, что наша сделка не состоялась. Виновны вы, а не я. Я понёс убытки, и вы, князь, за них ответчик… Вы сорвали сделку! Так извольте же возместить мне убытки!
— Божья воля! — развёл руками беспомощно Игнат. — Только повинную голову, граф, меч не сечёт.
— Голова ваша, любезный князь, останется целой, — сказал граф. — Но неустойку сейчас вы мне уплатите сполна. Да ещё вернёте те деньги, которые Голянский вам передал в прошлый раз.
— Граф, возьмите лучше у меня со всех деревень и сёл подати на десять лет, — предложил Игнат. — Десять лет все подати крестьяне будут платить не мне, а вам. И мы — в расчёте. Это гораздо больше, чем неустойка, которой вы меня пугаете.
— Да, но ваши крестьяне ушли с Голянским! — воскликнул граф. — Кто же теперь будет платить подати?
— Вы же, любезный граф, будете получать деньги с меня, а не с мужиков, не правда ли? — усмехнулся Игнат. — И не всё ли вам равно, откуда я эти деньги буду брать?
— Это прекрасно придумано! — Граф пробежался по комнате. — Но я возьму с вас подати не за десять лет вперёд, а за пятнадцать.
— Сейчас я вызову управляющего, — сказал Игнат. — Он всё оформит…
— Не извольте беспокоиться, — сказал граф, — у меня с собой писарь. Велите кликнуть Прошку…
Писарь графа составил две бумаги. В одной князь Стоеросов отказывался от получения со своих крестьян в течение пятнадцати лет всех податей. А оные подати должен был получать вместо князя владелец сей бумаги.
— Чьё имя в бумагу вписывать? — спросил лохматый Прошка, почёсывая гусиным пером затылок.
— А вы, любезный граф, — предложил Игнат, — сами потом поставите имя чьё захотите. Может, вам выгоднее будет продать сей документ кому-нибудь… Имя получателя всегда успеете вписать.
А бумагу мы и без имени подпишем… Эй, Данилка! Подпиши-ка!..
— А разве не вы самолично подписываете столь важные бумаги, князь? удивился граф Темитов.
— Всё он за меня, всё он, — махнул рукой Игнат. — Вы разверните ту расписочку, которую вам плут Голянский прошлый раз привёз, взгляните — чья подпись стоит?
— Та же самая подпись! — взглянув на расписку, подтвердил граф.
— Когда-то сам был большим барином, — небрежно вымолвил Игнат.
— Да, держится он достойно, — согласился граф.
— Барство же что оспа: болезнь проходит — следы остаются.
Вторая бумага была дана графом князю Стоеросову. В ней граф подтверждал, что никаких больше претензий он к князю не имеет и считает все дела улаженными.
— А теперь, граф, прошу отведать нашу хлебсоль, — сказал Игнат. — Чем богаты, тем и рады. Эй,
Данилка, прикажи, чтобы всем солдатам дали щей, каши, жаркого, рыбы и киселя. Да хлеба вдоволь! И квасу.
Узнав от офицера, что старых солдат, помнящих Полтаву, в отряде нет, Игнат с сожалением вздохнул.
— Вы балуете солдат, князь, — засмеялся граф. — Они не привыкли есть так много!
— Я сам воевал, любезный граф, — сказал Игнат. — При Полтаве был бок о бок с царём Петром
Алексеевичем. Имею награды.
— О-о, я сразу почувствовал в вас что-то военное, — поклонился граф. Скажите, а почему ваш управляющий всё время оглядывается, прислушивается?
— В оных случаях говорят — бороду на плече носит! — засмеялся Игнат. То бишь любопытен не в меру.
…За стол, кроме Игната и графа, сел ещё и офицер, приехавший вместе с Темитовым.
— Простите, граф, — сказал Игнат. — У нас едят попросту… Мы не столица!
Ели с лучшей княжеской посуды — старой, серебряной.
Стол ломился от яств. Тут были и холодцы всякие, и пироги, и копчёности, и солёности. Жареного барана сменяла жареная птица, а следом за ней жареная рыба. Подавали суп из раков, и печёнку гусиную, и зайчатину, и окорок дикого кабана.
Игнат за всю свою жизнь такого не едал. Из своих старых знакомых он увидел на столе лишь пирог с горохом да грибы солёные, а остальные блюда не знал даже, как и назвать.
Сначала граф с осторожностью отнёсся к местной медовухе. Но когда офицер опорожнил один жбан и попросил другой, то и граф напиток отведал. А отведав, отдал ему должное. Медовуха развязала языки, сделала застольный разговор игривым и живым.
…Один из солдат подошёл к Ночному князю, который в компании писаря Прошки подъедал, вздыхая, объедки с барского стола.
— Хороший у вас князь, — сказал солдат Стоеросову. — Добрый. Гляди-ка, как всех нас накормил!
— Да, — неопределённо ответил Стоеросов. — Ох-хо-хо… В старое-то время… Разве солдат так кормили? Эх…
«Видно, крепкой медовухи выпил старик», — подумал солдат и отошёл.