Теперь же над Светлолесьем установился небесный свет, никто никого не запугивал, и не было отныне у светлолесов большей заботы, чем пирог на столе и всякие безделушки для потехи, восторг от которых раньше был никому из них недоступен.
Когда светлолесы жили в Общем Лесу, им под строжайшим запретом воспрещалось вспоминать о прошлом, ежели оно не было описано таёжными придворными выдумщиками. И вот наступило время, когда стало возможно безбоязненно говорить о том, что раньше край светлолесов назывался Прибрежьем. Что был он довольно влиятельным, и с ним считались другие леса. Что, бывало, проигрывал он сражения, но и выигранных битв было немало. Что светлолесы, вдоволь наевшись военной каши, более всего ценили мирное небо, и на любые временные трудности житель леса обычно простодушно махал рукой: «Ай, лишь бы не война!». Что испокон веков это был край землепашцев и ремесленников, бережно расчищавших поля для посева, любящих каласы пад серпом своим, и делавших умелыми руками всякие полезные приспособления. Предки светлолесов всегда ценили волю, в их просторном лесу жили мудрые князья, которые добросовестно следили за исполнением закона и прав живущих. Но уважали прибрежцы не только славных воинов и сидящих в замках градоначальников, но и тех, кто мог их научить чему-то новому. И один из таких умниц, которого звали Румяная Корочка, стал первым, кто напечатал книгу в тех землях: ведь ни в Прибрежье, ни в соседних лесах, ни даже в Петербурге, по которому он бродил, читая стихи ещё не родившегося поэта, никто этого делать пока не умел. Да и как уметь, ведь компьютеров ещё не придумали, да и эра электричества была ещё далеко.
А якой жа цудоўнай была iх родная мова! Як быццам нябесная песня! Сунiца i летуценнiк, чараўнiк i калыханка. Кавярня, фiлiжанка, прыгажуня. Хвiлiначка ды знiчка. Каханне i Бацькаўшчына! А назвы месяцаў - гэта навогул сусветная скарбнiца!...
Люты.
Красавiк...
Верасень.
А ещё светлолесы узнали из старых рукописей, что с теми, с кем они долго считались одной семьёй, - с жителями Тайги - они некогда часто воевали, с переменным успехом, и никакими братьями один одного не называли. С тех пор минуло много лет, исчезли даже могилки тех, кто жил в ту эпоху. Не осталось никаких обид у прибрежцев, была только общая история и огромное желание жить в добром соседстве. А общие корни, как оказалось, у светлолесов были не только с восточными жителями, но и с другими соседями - северными, южными и западными. И, кстати, с ними они почти никогда не воевали.
И решили светлолесы вернуть из небытия стародавние символы и флаги, и постепенно вспоминать родной язык. Были сложные времена, хаос после распада Ласкового Общего Леса был неимоверный, и если фабричные станки ещё работали, то разорванные связи приходилось заново сшивать, или налаживать по ниточке новые. Потом этот период называли «лихие годы». Но не из-за того, что пропитание было не шибко жирным, а потому что при всех землетрясениях и прочих катаклизмах, когда рушатся дома и судьбы, всегда появляются из чащ мошенники, разбойники и мародёры, мечтающие пожить за чужой счёт. И многим светлолесам приходилось заботиться не о прошлом и будущем, а только о настоящем.
2. Несоразмерно коротенькая глава о свободной воле.
Знаешь, мой друг, свобода вообще стоит дорого. Своими крыльями ты выбираешь путь и спутников. Но если ошибся, винить будет некого. Победы часто будут общими, а поражения только своими. Свобода как бесконечно много даёт, так не меньше и требует. Не каждый способен этот полёт выдержать. Однако за счастье дышать вне клетки иные свободолюбивые существа готовы и жизнь отдать.
Но не все. Кто-то вполне доволен и тем, что для него построили тёплое стойло, кормят и разрешают выходить на прогулку. А то, что нельзя покинуть территорию загона, доят по расписанию и собственная шкура не вполне себе принадлежит - не столь уж важно, если на бойню сегодня ведут кого-то другого. Тут каждый выбирает сам. Но хочу сказать тебе, что когда живая Душа долго и безропотно кому-то подчиняется, она, к сожалению, теряет свои божественные ростки достоинства, естественную жажду воли, и превращается в молчаливую скотину, несмело мычащую разве что из-за пустого корыта, и слепо исполняющую всё, что прикажет хозяин с бичом в руке. И самое печальное, что когда кто-то открывает загон, оказывается, что живая Душа оскотинилась настолько, что сама уже не желает уходить от хозяина - только бы он её кормил и не сильно бил по согнутой спине. А другой выбор ей и не нужен. Так что рабы часто ненавидят не своих владельцев, а тех, кто призывает их снять кандалы.