– Ты его тоже любишь, – внезапно сказала она.
Слова, как нож, резанули по сердцу, но я постаралась придать лицу холодное выражение, чтобы ведьма не догадалась об истинности своего предположения.
– И не стоит строить из себя недотрогу и неприступную, по тебе и так всё видно, – она пыталась вызвать меня на откровенный разговор, но я молчала. Мне не хотелось теребить рану ещё больше. А ведьма продолжала:
– Тебе эта привязанность сильно помешает на службе, но благодаря ей ты поймёшь всю важность своего предназначения. Думаю, тебе не стоит упрямиться: ты можешь подарить своему избранному ещё денёк. Но после я жду тебя, сильно не задерживайся. У тебя очень много работы.
Старуха не без труда поднялась и исчезла.
Итак, мне дали отсрочку в один день, по прошествии которого мне всё равно предстояло найти поляну, где живёт Хранительница Леса, посвятив себя чему-то важному. Грусть понемногу отходила. Эта встреча давала понять, что и ведьме не чужды нежные, земные чувства, что за столько лет она не превратилась в камень и понимает каково это – любить и быть любимой. Именно это и успокаивало, вселяя уверенность, что не всё потеряно в человеке. В любом.
Очнувшись от недолго забытья, Хóтен уверенной рукой схватил моё запястье, словно проверяя, на месте ли я. И только после этого его глаза открылись. Он не желал меня отпускать, однако принимал мой выбор.
Мы провели вместе чудесный день: питались ягодами, волшебным образом появляющимися на краю поляны, купались в роднике, а затем обсыхали на жарком солнце. Вечером же отыскали ветки ели и сосны и соорудили уютный шалаш. В ту ночь я поняла: Хóтен навсегда останется в моём сердце; мне предстоит просыпаться по ночам от тени его голоса в голове – и меня это устраивало. Ведь именно эта память меня будет связывать с человечеством, от которого я ухожу.
В тяжёлые времена, зачастившие в гости в последнею время, я всегда вспоминаю тот день, словно светлый лучик отделяющий меня от тьмы. После отведённой отсрочки я снова отправилась искать нужную поляну – на этот раз, чтобы окончательно отдаться делу своей жизни. И уже тогда я несла под сердцем тебя, Ванечка.
***
Женщина замолчала, так как сказала главное: она – мать Ваньки. Раньше мальчик думал, что его мама умерла. Отец мало рассказывал о ней, лишь частенько с нежностью смотрел на сына, словно ища в его чертах эхо любимой женщины. Теперь-то Ванька догадался, отчего отец так оберегал сына: у него не получилось сберечь любимую, а ныне и Ванька пропал. Пареньку стало не по себе, ведь он оставил отца в жуткой безызвестности. Что же с ним стало, когда на утро его встретила пустая сыновья лежанка?
Зная продолжение истории, Илья нахмурился. Ему не очень-то нравилось, что в итоге маленькому мальчику пришлось остаться одному, точнее, без матери, без тёплых, понимающих глаз, часто видящих много больше, чем отцовские.
– Через девять месяцев, на пороге семнадцати лет и в начале моего обучения – которого не должно было случиться, – разным премудростям, появился на свет ты, – продолжила женщина погрустневшим голосом. – Моя наставница, Мо́ра, поведала, что не чувствует в тебе никаких магических способностей. Ещё она поделилась своими видениями, в которых на протяжении долгого времени тебя нет рядом со мной. Ведьма посоветовала не мучить твою невинную душу колдовским обществом и отдать отцу. У меня было два пути: либо ослушаться знаков, оставив родного сына при себе, либо отдать его на попечение не менее близкому человеку. Мне долго пришлось колебаться, но потом я решила: ты мальчик, юноша, в будущем – мужчина. Тебе предстоит обучиться определённому ремеслу, остепениться, завоевать сердце и душу какой-нибудь красавицы. Мне думалось, что расти с образцом для подражания, с отеческим наставлением тебе будет сподручнее. Нет ничего хуже для парня, чем бабское общество. А только оно у меня и было.
Фаня примолкла.
– Ты, наверно, хочешь узнать, что же тогда здесь делаю я? – вступил в разговор Илья. Он сказал это бодрым, храбрящимся тоном, словно никакой исповеди женщины перед мальчиком сейчас и не было.
– Да, можно было бы и это узнать? Почему бы и нет? Особенно после новости о живой родной матери, оказавшейся ведьмой, – недовольно отозвался Ванька, не заметив, как сжалась Фаня. Ему было больно признавать, что он чего-то лишился за свою пока ещё короткую жизнь. Но такова человеческая доля: приходится чем-то жертвовать. Либо мальчик вырос бы, не зная отца, но под уютным крылом матери, либо получилось то, что есть. И тут уже невозможно понять, что стало бы лучше для ребёнка.