Владыка мира крепко нас обидел,
Хотя от нас всегда покорность видел.
Свернул он с благородного пути, —
Как ныне быть? Где выход нам найти?
Свободные и гордые герои,
Не следует оплакивать былое,
Обид немало каждый перенёс,
Но пусть враги не видят наших слез.
Я только вам, друзья мои, открою,
Как стражду я наедине с собою.
Узнайте же, как жребий мой суров,
Свидетелями будьте этих слов.
С ничтожным войском, по приказу шаха,
Мы двинулись в поход, не зная страха.
Таких, как Совашах и Пармуда,
Иран врагов не видел никогда.
Когда б в Иран вступили вражьи рати,
Он восковой не стоил бы печати.
Такой беды никто еще не знал,
Такого мир побоища не знал!
Мы верили: костьми враги полягут,
Хотя мы испытаем много тягот.
И вот — стрелки бежали и слоны,
Сова и Пармуда разгромлены,
И движутся к царю царей, блистая,
Сокровища Турана и Китая.
Ормузд, неслыханно разбогатев,
На воинов обрушил темный гнев.
Шах мыслит: войско он унизить вправе,
Когда налажены дела в державе.
Пусть мудрые совет мне подадут:
Как мне спастись от петли и от пут?
Грозит и вам царя царей коварство, —
Подумайте: от боли где лекарство?
Где способ ваш, спасения залог,
Чтоб ныне применить его я мог?
Пусть ваш совет, плохой или хороший,
Меня избавит от душевной ноши!»
Все слышала за пологом шатра
Воителя прекрасная сестра:
Она в то время в Балхе находилась.
И гневом сердце Гурдии забилось,
И пламенного гнева не тая,
К вельможам обратилась Гурдия:
«О знатные воители Ирана,
Его надежда, гордость и охрана!
Когда Бахраму нужен ваш совет,
Зачем же приумолкли вы в ответ?
Воспряньте духом, страха устыдитесь,
Когда ж растерянным бывает витязь!»
Изадгушасп воскликнул: «О Бахрам,
Ты указуешь путь богатырям,
Когда б язык мой острым был алмазом,
Его бы превзошел твой острый разум
В твоих поступках — мудрость божества,
Они овеяны отвагой льва.
Не только в тигровом прыжке — движенье,
Не с каждым следует вступать в сраженье.
Сказал я все. Ты слов других не жди.
Но если битва ждет нас впереди,
О благородства гордая вершина,
На битву двинется моя дружина,
Мы в горы полетим, в степную ширь, —
Ты будешь мной доволен, богатырь.
Начнешь войну, — мы за тобою следом
Пойдем навстречу мукам и победам».
Бахрам, поняв, едва замолкла речь,
Что воин держит наготове меч,
Спросил Ялонсину: «В годину бедствий,
Что ты в своей душе таишь? Ответствуй!»
«Тот победит, — сказал Ялонсина, —
Дорога чья творцом озарена,
Кто чести богатырской не уронит,
К неправде сердца своего не склонит.
А если он дурным путем пойдет,
Его возненавидит небосвод.
Бог дал тебе и войско, и богатство,
Но к гибели приводит святотатство.
Так будь же милостям господним рад,
И благо увеличится стократ».
Сказал Бахрам из рода Сиавуша:
— Я говорю, присяги не наруша:
Друг разума, отваги образец,
К чему тебе и царство, и венец?
Забудь об этих поисках напрасных,
Ищи величья в подвигах прекрасных,
Все остальное — суета сует!»
Бахрама рассмешил такой ответ,
Он бросил перстень в сторону провидца,
Сказав: «Пока по воздуху стремится
Мой перстень, — я владыка, а не раб.
Он упадет, — вновь жалок я и слаб.
Нам сладко обладанье шахской властью,
Завидуй, жалкий раб, такому счастью!»
Затем сказал он: «Безо всякой лжи,
Изадгушасп, мой славный лев, скажи:
Я шахиншахского венца достоин?»
Ответствовал Бахраму храбрый воин: