«Однажды в Рее говорил мобед:
«Тому, чей ум в сказаниях воспет,
Отрадней царствовать хотя б немного
И рано умереть по воле бога,
Чем долгий, горький век прожить рабом,
Завися от властителя во всем».
Писцу-богатырю сказал воитель:
«Открой уста и ты, благовеститель».
Задумчив был Хамдонгушасп — мудрец,
Сидел в печали витязь и писец.
Вздохнув, промолвил старец белоглавый:
«Тот, кто себе по силе ищет славы,
Найдет ее, затем, что широка,
Дарообильна времени рука.
Но будут все старания излишни,
Добиться большего, чем даст всевышний».
Сказал Хамдонгушаспу исполин:
«Высот прошел ты много и низин,
В лицо всю правду говоришь ты людям,
Тебя, обидясь, лгать мы не принудим.
Все доброе и все дурное взвесь,
И правду времени открой мне здесь».
Хамдонгушасп ответил словом внятным:
«О ты, кто дорог столь вельможам знатным,
Зачем тебя тревожит мысль о зле,
Которое пока еще во мгле?
Зачем венца ты жаждешь так несмело?
Молясь творцу, свое ты делай дело.
Хотя решенье принял ты, Бахрам,
Его боишься ты поведать нам,
А мы в покое пребывать не можем,
Затем, что смерть грозит твоим вельможам.
Запомни, что без помощи вельмож
Ты счастья и покоя не найдешь».
Меж тем сестра Бахрама молодая,
На том совете уст не раскрывая,
Сидела от заката дотемна,
Ответами вельмож огорчена.
«Что думаешь ты, чистое созданье,
О том, что ты услышала в собранье?»
Спросил Бахрам, смущением объят.
Ответа не был удостоен брат,
Но дряхлому писцу сказала дева,
Исполненная горечи и гнева:
«О злобный муж, о хитрый старый волк!
Не думай, что легко нарушить долг.
Манила многих венценосца участь, —
Кто не познал желаний этих жгучесть?
Но если от тебя мы узнаем,
Что легче быть владыкой, чем рабом,
То мы тебя жалеем и стыдимся.
Давай к векам прошедшим обратимся,
Вернемся вновь к делам былых царей,
К словам людей, что были нас мудрей.
Не раз такие времена бывали,
Когда царей престолы пустовали,
Но защищал слуга державы честь,
Не помышляя на престол воссесть,
Не помышляя, во дворец нагрянув,
На голову надеть венец Каянов.
Нет, верный раб, усердием горя,
Смиренно ждал награды от царя,
Внимая сердцем царскому глаголу,
Он сердцем не был чужд венцу, престолу,
Свое величье видя лишь в одном:
Служа, возвыситься перед царем.
Начну с Ковуса. Властелин державный,
Уже предчувствовал конец бесславный,
Но витязи его — Гударз, Рустам
Не предавались дерзостным мечтам.
Когда Ковус, пройдя моря и степи,
В Хамоваране был закован в цепи,
Никто не думал захватить престол.
Все плакали: «Удел царя тяжел!»
Когда ж вельможи, вспомнив о Рустаме,
Пришли с поклоном: царствуй, мол, над нами, —
Он зарычал: «Как мне надеть венец,
Приблизив тем властителя конец?
Того, кто хочет изменить присяге,
Сгною живьем я в тесном саркофаге!»
Двенадцать тысяч выбрал он стрелков,
Пошел — и спас Ковуса от оков.
Возрадовался шах. Душой воспрянув,
Воссел он снова на престол Каянов,
Рустама день и ночь благодаря,
Любовью окружил богатыря.
Другого я напомню вам героя —
Из черни вышедшего Суфароя.
Когда венца восстановил он честь,
Когда распространилась эта весть,
Пришли вельможи, чтоб его поздравить,
Чтоб над собой царем его поставить,
И вот услышали его слова:
«Не стоит волку жить в берлоге льва,
Пусть царствует у нас царя потомок,
А не боец, что вышел из потемок.