Ты чужд учтивости богатырей,
Не ведаешь обычаев царей.
Так персы не ведут себя, арабы,
Так поступает только духом слабый.
Боюсь, ты плохо кончишь, Чубина,
Душа твоя, как плоть твоя, черна.
Пройдет, быть может, сто тридцатилетий, —
Все будут помнить о твоем ответе.
Как смел ты злом ответить на добро?
Иль ты забыл, что предок мой — Кисро?
Что мой отец — Ормузд, оплот закона?
Кто более меня достоин трона?»
Бахрам ответил: «Честь и стыд поправ,
Ты выказал, Хосров, свой гнусный нрав.
Тебе ли шахские пристали речи?
Ты начал их с гостеприимной встречи, —
Нова уловка — песенка стара.
Ту истину тебе понять пора,
Что ты не шах, владеющий вселенной,
А грешник, бесполезный и презренный.
Венец владыки — на моем челе,
Твои следы сотру я на земле.
Ты царствовать не будешь, непотребный,
Иранские мужи тебе враждебны,
Они тебя на части разорвут,
Собакам на съеденье отдадут!»
Хосров ответил: «Говоришь ты грозно,
Потом раскаешься, но будет поздно.
Тому, кого покинул ум, — беда:
Язык его не ведает стыда.
Самовлюблен, ты хвастаешь: «Я сдуну
Хребет, который равен Бисутуну!»
Но оком разума ты посмотри:
Тебе враждебны все богатыри.
Скорее сад взойдет в пустыне дикой,
Чем венценосным станешь ты владыкой.
Забудь свои мечтанья о венце,
О справедливом вспомяни творце.
Покинь стезю греха, стезю обмана, —
Тебя погубит ересь Ахримана!»
Сказав, с коня он спрыгнул средь травы,
Венед бесценный снял он с головы
И взоры к солнцу обратил с мольбою:
«О светоч правды! Вот я пред тобою!
Мой дерзкий раб готовит мне конец,
Позором он покроет мой венец.
Ты возлелеял дерево надежды,
Не дай же мне закрыть навеки вежды,
А если ты желаешь, чтоб сейчас
Со мной Каянов царский род угас, —
Предамся я служению Яздану,
Огню молиться днем и ночью стану,
Земных богатств туда я не возьму,
Лишь дервиша надену я суму,
Я в рубище закутаюсь, как нищий,
И ланей молоко мне будет пищей.
Но если силу, власть царя царей
Я сохраню по милости твоей,
Тебе слугой покорным я пребуду,
Стезею правды следуя повсюду.
Озару, охранителю огня,
Отдам я в жертву своего коня.
Халат мой златотканый и запястья,
И серьги, и венец — источник счастья,
С динарами тугие кошели
Рассыплю щедро по лицу земли.
Разрушенные злобною рукою,
Я страны заново благоустрою,
Там, где онагр и лев нашли приют,
Плодовые деревья расцветут.
Отдам я часть казны державной храму.
Пленив бойцов, что преданы Бахраму,
Заставлю их, священный жар храня,
Поклонниками сделаться огня.
К жрецу приду с отрадой и к мобеду, —
Лишь войску моему даруй победу!»
С земли поднялся шах в кругу вельмож —
На дервиша воистину похож.
Как пыль, восстал он с места, где молился,
Потом к Бахраму с речью обратился:
«Проклятый раб! Твой разум ослепив,
Тебя околдовал коварный див.
Изобразил он ад цветущим садом,
Изобразил пустыню вертоградом,
Он бездну — высотой изобразил,
Уродство — красотой изобразил!
Ты видишь плод, приманчивый для взгляда, —
Но руку протянул ты к древу яда.
Ты — подданный: во всем твоем роду
Искателей венца я не найду.
Обязан ты сойти с пути порока,
Ты о себе не должен мнить высоко:
Увы, у рака нет орлиных крыл,
Да и орел над солнцем не парил!
Забыл ты о своей простой породе,
Забыл ты о Гургине и Милоде.
Клянусь тебе престолом и венцом,
Что, встретившись с тобой к лицу лицом,