И тридцать восемь лет он проживет
Не ведая ни горя, ни забот».
Кайсар, взволнованный необычайно,
Сказал: «Открылась будущего тайна.
Теперь какое скажем слово мы?
Как будем исцелять больного мы?»
«Хосров получит помощь от хакана,
Достигнет цели, став царем Ирана, —
Сказал мобед, — но вспыхнет в нем тогда
К тебе, кайсар, смертельная вражда.
Ты всех мудрей, ты сам прими решенье, —
Послать ли войско и вооруженье».
Сказал кайсар: «Хотим иль не хотим, —
Судьба сильнее, рок неотвратим.
Оружье, рать Хосрову я отправлю,
Себя от пытки жертвою избавлю».
Он сразу же посланье написал,
Вознес Хосрову множество похвал,
Мол, выслушал я мудрого мобеда,
Шла о добре и зле у нас беседа.
Времен прошедших мы постигли суть,
Опять вступили мы на прежний путь.
Шла речь у нас о Руме, об Иране,
Достигла наша мысль конечной грани.
Теперь узнай, о венценосный шах,
Что все мои войска — на рубежах,
А здесь, вокруг дворца, в Кустантание,
Держу я лишь отряды небольшие.
Но воеводам отдал я приказ,
Со всех сторон идут войска сейчас,
Когда придут — к тебе направлю сразу,
Да подчинятся твоему приказу…
Сказали мы колючие слова,
Их шило мы вонзили в нёбо льва,
Затем, что мудрый помнит слезы мира.
Во времена Шапура, Ардашира
Не старились ли юношей сердца
От войн, которым не было конца,
От множества набегов и предательств,
Убийств, и грабежей, и надругательств?
Ормузда, Кай-Кобада вспомяни:
Не знали справедливости они.
Вот почему была черна, угрюма
Судьба многотоскующего Рума,
Великая, богатая страна
Иранцами была разорена,
По нивам разлились потоки крови,
Не молкли плач сирот и ропот вдовий,
Сады и рощи превращались в тлен,
Детей и женщин уводили в плен.
Поэтому не диво, что хранится
Доселе ненависть в груди румийца.
Но знай, что вера христиан чиста,
Что зла не делают рабы Христа,
Что правда мне милее всех обманов,
Что я далек от козней и капканов.
Защита угнетенных — наш завет,
Нас озаряет милосердья свет,
Мы победили вечной тьмы исчадье,
Мы превратили яд в противоядье.
Об этом я повел рассказ опять,
Чтоб старое забвению предать.
Мы договор с тобою заключаем,
Сердца друг другу мы в залог вручаем,
А если так, скажи мне: «Я клянусь,
Что буду я молчать про наш союз,
Пока я царь, скорей отдам я душу,
Но клятвы никогда я не нарушу.
Пусть в Руме процветают города.
От дани откажусь я навсегда, —
Трудом добыл я дружбу: на богатство
Ее менять — позор и святотатство!»
Когда ты мне такую клятву дашь, —
Поверю, что союз окрепнет наш.
Мы уничтожим тех, кто за поживой
Нагрянут к нам с войной несправедливой.
Страшиться мы не будем никого,
Мы нашу дружбу превратим в родство!
Но я боюсь: когда венец наденешь,
Ты к злу вернешься, клятве ты изменишь
Ты поведешь, нарушив договор,
О Сальме и о Туре разговор.
Былое зло хочу предать проклятью,
Наш договор хочу скрепить печатью.
Мы долго враждовали до сих пор, —
Да превратится в мир старинный спор,
Для распрей да не сыщутся причины,
Иран и Рум, да будем мы едины!
Ты девушку в моем дворце найдешь,
Что превзошла своим умом вельмож.
И если, нашей веры чтя законы,
Ту девушку ты взять захочешь в жены, —
Два рода превратятся в род один,
Кайсару внуком станет шахский сын.
Процарствует он много лет спокойных,
Не думая о мятежах и войнах.