Шапуру крикнул он: «Зловредный див!
Зачем, в своем посланье проявив
Ко мне приязнь и обещав покорство,
Со мной вступаешь ты в единоборство?
Бесчестье — не в обычае вельмож.
Ты жаждешь смерти — ты ее найдешь».
Шапур воскликнул: «Раб — твое названье!»
Ты про какое говоришь посланье?»
Сказал Хосров: «Вместилище клевет, —
Он по заслугам получил ответ.
Все расскажу, когда настанет время.
Пусть не гнетет нас черных мыслей бремя».
Не ждал Бахрам таких коварных слов!
Поняв, что обманул его Хосров,
Почувствовал он гнев и раздраженье
И белого слона погнал в сраженье.
Воскликнул шах: «Будь проклят Чубина!
Осыпьте стрелами его слона,
Пусть ваши луки дождь прольют могучий, —
Уподобляйте их весенней туче!»
Воители не пожалели стрел:
Слоновий хобот сразу посинел.
Бахрам потребовал коня гнедого
И, шлем надев, он битву начал снова,
Но градом стрел осыпан был опять.
Скакун его не в силах был скакать.
Он спешился и за пояс засунул
Подол кольчуги и, как буря, сдунул
Своих противников, помчавшись в бой
С мечом в руке, с щитом над головой.
Иранцы, лица от Бахрама пряча,
Теряли по дороге луки Чача.
Ему другого подвели коня.
Бахрам помчался, всадников гоня.
Он в середину их влетел, как пламя,
Он опрокинул миродержца знамя,
Он родовитых в бегство обратил,
Он правому крылу забрался в тыл.
Тогда, как волк, увидевший барана,
Коня погнал направо шах Ирана,
Где был Гардуй, что славою богат,
Где встретился с могучим братом брат.
Им протянуть не захотелось руки,
А натянуть им захотелось луки.
Они сцепились в яростной борьбе,
Один другого прижимал к себе,
И, отпустив, стояли наготове.
Спросил Бахрам: «Зачем ты жаждешь крови?
Ужели ты отрекся от отца
И жаждешь брата своего конца?»
Сказал Гардуй: «Идущий на добычу,
Ужели старую забыл ты притчу,
Что братьям в дружбе нужно быть всегда,
Но если разделила их вражда,
То пусть дерутся, не жалея силы,
То пусть дерутся до последней жилы!
Ужели против брата выйдет брат,
Когда в нем честь и совесть видит брат?»
Ушел Бахрам от гневного Гардуя,
Душою удрученною тоскуя,
А тот приблизился к царю царей, —
Лик воина железа был черней.
Гардуй с любовью встречен был Хосровом:
«Будь вечно счастлив под небесным кровом!»
Сказал Густахму шах, тоской объят:
«Когда в бою румийцы победят
И даже, может быть, Бахрама ранят,
То войско Рума, возгордясь, воспрянет
И голову поднимет до небес,
Себя считая чудом из чудес.
Не потерплю я чванства чужестранцев,
Что свысока посмотрят на иранцев.
Я видел, как они сражались все:
Как стадо в бурю, разбежались все!
Ни от кого мне помощи не надо.
Не лучше ль стать мне во главе отряда,
И, двинувшись на вражескую рать,
Победу малым войском одержать?»
Густахм ответил: «Властелин могучий,
Сомнениями душу ты не мучай.
Отважных выбери богатырей,
Достигни светлой цели поскорей».
Сказал Хосров: «Проникни в гущу войска,
Узнай, кто предан мне душой геройской».
Густахм к рядам помчался боевым.
Открыл он список именем своим.
Включил туда Шапура, Андиёна,
Бандуя и Гардуя — стражей трона,
Зангуя, равного слонам и львам,
Шерзиля, верного своим словам,
Озаргушаспа, храброго Хуршеда,
С кем неразлучною была победа,
Тухвора, что к сраженьям был влеком,
Пируза с Фаррухзодом-смельчаком.
Таких мужей он выбрал две седьмицы,
Для битвы обвязавших поясницы.