Из войска вывел он богатырей,
Предстал он с ними пред царем царей.
Сказал Хосров: «Отважные вельможи,
Да поведет вас в битву голос божий,
Отрадней умереть, начав борьбу,
Чем подчиняться дерзкому рабу.
В день битвы не склоняйтесь вы к испугу,
В день битвы замените мне кольчугу».
Богатыри хвалу произнесли,
Хосрова нарекли царем земли,
Хосрову обещали под присягой,
Что ринутся на недруга с отвагой.
Душой воспрянув, двинулся Хосров,
Четырнадцать возглавил храбрецов…
Дозорные помчались по долине,
Бахраму доложили о дружине.
С арканом длинным, с палицей большой,
С честолюбивой, бодрою душой,
Вдоль войска поскакал мироискатель.
Сказал Ялонсине: «Мой зложелатель —
Из всех врагов единственный храбрец,
Отважный и воинственный боец.
Лишь он один от нас лица не прячет,
Без трепета по полю мести скачет.
Хотя с драконом вышел он на бой,
Повел всего лишь горстку за собой.
При нем десяток всадников, не боле, —
Не различаю их на бранном поле.
Низвергнут им, кем буду я? Никем!
Чем будет радость бытия? Ничем!
Но кто скрывает доблесть в этом мире?
Хотя бесстрашных нас всего четыре, —
Хосрова разгромим богатырей:
Моя звезда его звезды светлей!»
Все войско, что стальной стеной стояло,
Он отдал Джонфурузу под начало,
А сам вперед, с отважными тремя,
Погнал коня, доспехами гремя.
Воскликнул шах: «Война передо мною:
Я здесь, а Чубина — передо мною!
С ним трое, вас — четырнадцать мужей,
Нам пораженье гибели страшней».
Тут волею-неволею румийцы,
Чтоб видеть, как дерутся две седьмицы,
С которыми кайсар вступил в союз,
Взошли на холм. Повел их Ниятус.
Их войско, опоясано для битвы,
Шептало, трепеща, слова молитвы,
И каждый вопрошал: «Ужель Хосров
Престола ради умереть готов?
В бездействии он держит стан военный,
А сам на битву он идет, надменный!
О шахе молодом душа скорбит,
Сомненья нет, что будет он убит!»
Бахрам с его свирепым, алчным взглядом
Был для иранцев — волком, войско — стадом,
Решили: будет побежден Хосров
Тем дивом, вырвавшимся из оков.
Богатыри Хосрова заметались
И лишь Густахм с Бандуем с ним остались.
Хосров на них взглянул, стыдом объят,
И поневоле поскакал назад.
Сказал Густахму: «Пусть пришлось мне трудно,
Но бегство с поля боя — безрассудно.
Увидели и знатный, и простой,
Что повернулся я к врагу спиной».
«Смотри, — Густахм сказал, — летит убийца,
А ты один. Ужель ты будешь биться?»
Шах оглянулся с трепетом в груди,
И четырех, с Бахрамом впереди,
Увидел он врагов перед собою.
Тогда он снял с себя доспехи боя,
Чтоб легче стал он в этот страшный час,
Чтоб конь его от верной смерти спас.
Помчался юный шах сквозь ветер дикий.
Два спутника отстали от владыки.
За ним — жестокосердный, гневный враг,
Пред ним — огромной глубины овраг,
А трое тигров мчатся врассыпную,
А пропасть подошла к горе вплотную!
Кто в этот миг счастливца поддержал?
Он спешился и в гору побежал,
Он побежал, смятенный и усталый,
Но выросли пред ним крутые скалы.
Он побежал, а по его пятам
Помчался огнедышащий Бахрам,
Крича: «Коварный трус, постыдна робость!
С твоим величьем повстречалась пропасть,
Зачем же к ней бежишь ты от меня,
В пути свой разум бросив и коня?»
Как шаху быть? Судьба его зажала
Меж камнем гор и острием кинжала.
Он молвил: «Бог, мои продли ты дни,
Униженному руку протяни!