То страшный зверь исчезнет навсегда,
Да так, что не останется следа!»
Решила замыслом своим царица
Немедленно с хаканом поделиться.
Хакан ответил: «Будет стыдно мне,
Моим войскам и всей моей стране,
Когда иранским я скажу вельможам,
Что справиться мы с чудищем не можем
Получится, что на глазах у нас
Чудовище в любой способно час
Не только девушку, — большую гору
В столице выкрасть к моему позору!»
Но слов его не приняла жена:
«Чудовищу я отомстить должна
Во имя нашего с тобой потомства!
Хочу с Бахрамом я свести знакомство,
Я назову себя, презрев свой стыд,
И он за нас, быть может, отомстит».
Однажды, праздник радостный справляя,
Хакан созвал на пир вельмож Китая.
Когда Бахрам на этот пир пришел,
Царь усадил вельможу на престол
И до царицы, из-за занавески,
Донесся голос мужественный, резкий.
К воителю направилась она
И, восхвалив Бахрама Чубина,
Сказала: «С просьбой я к тебе явилась,
Не откажи мне, витязь, сделай милость».
Воскликнул тот: «Исполню я тотчас
Твою мечту, желанье и приказ!»
«Вблизи отсюда, — молвила царица, —
Поляна зеленеет, золотится.
На той поляне юноши страны
Устраивают праздник в честь весны.
За ней, на расстоянии полета
Одной стрелы, всегда чернеет что-то:
То горный кряж вонзился в небосвод,
А на горе свирепый зверь живет.
Драконольвом его мы называем.
Он — враг людей, он проклят всем Китаем!..
Я одарила дочерью царя,
Ее восславила сама заря.
Она пошла однажды на поляну,
(Охотиться в тот день пришлось хакану),
А зверь с горы сошел, рассвирепев, —
Царевну проглотил драконолев!
С тех пор приходит каждою весною
Чудовище в коня величиною
И пожирает наших дочерей
И наших юношей-богатырей.
Сердца родителей объяты страхом,
Наш край цветущий стал могильным прахом.
Воинственные всадники не раз
От чудища спасти пытались нас.
Хотя у многих смелы были души,
Но, издали его завидев уши,
И грудь, и лапы и драконью пасть, —
Прочь убегали, чтоб в борьбе не пасть».
Бахрам ответил: «Завтра утром встану,
Пойду на место празднеств, на поляну,
Творцом, создавшим солнце и луну,
Клянусь: избавлю от беды страну!»
Когда ночное выплыло светило,
Ночь смоляные косы распустила,
Все разошлись, надеждою полны,
Как полон был в ту полночь круг луны.
Лишь солнце заняло свои пределы,
Бахрам достал аркан, и лук, и стрелы,
Охотничье двурогое копье,
Яздану тело поручив свое.
Велел он повернуть своей дружине,
А сам к высокой поскакал вершине.
Гора, сказал бы, вздрогнула в тот миг,
Когда Бахрам чудовища достиг.
Призвав на помощь доблесть и упорство,
Со зверем он вступил в единоборство.
Прицелясь, натянул он тетиву,
Чтоб гибель нанести драконольву.
У воздуха он отнял свет стрелою,
И чудище, окутанное мглою,
Упало неожиданно в поток
И на прибрежный выбралось песок.
Оно промокло, но от мокрой шерсти
Стреле еще немного было чести.
Ударил лапою драконолев,
Из камня пламя высек, заревев,
И ринулся на бой с горы кремневой.
Но вдруг стрелой Бахрама тополевой
Драконье тело было пронзено:
Борением насытилось оно.
Пронзила голову стрела вторая, —
Кровь пролилась, как влага дождевая.
Потом еще пустил из-за скалы,
Победу закрепляя, три стрелы.
Копьем ударил чудище-убийцу,
Арканом опоясал поясницу,