Косаговский вытащил из планшета полетную карту, посмотрел и раздраженно засунул ее обратно.
– Вылетели мы за пределы этой карты. И черт его знает как далеко! – Виктор ударил кулаком по баку. – Слышите? Звенит. Пустой! Мы на последних граммах горючего сели. А куда залетели? Нас с курса на курс гоняло. Компас такую сарабанду выплясывал!..
– Давайте осмотрим для начала это ущелье, – сказал спокойно капитан.
Ратных и Косаговскйй пошли к пропасти, со стороны которой самолет влетел в ущелье. Дойдя до обрыва, посмотрели вниз. Пропасть насквозь просвечивалась солнцем. Его лучи алмазно блестели в струях небольшого водопада, свергавшегося со скал. Внизу водопад превращался в речку, уходящую в тайгу.
Внезапно до них долетел взволнованный голос Сережи. Он кричал с высокой скалы:
– Идите скорее сюда! Карамба! Я озеро открыл. Я – как Арсеньев!
К Сереже пришлось подниматься по каменистой, звонкой тропе. Озеро, небольшое, идеально круглое, лежало как впаянное, вровень с низкими берегами. В сумраке ущелья оно казалось угольно-черным.
– Похоже на кратерную воронку, – подумав, сказал Ратных. – Питается, видимо, подземными ключами. Здесь и рождается водопад.
– Я и название ему уже придумал. – Темно-синие глаза Сережи восторженно сияли. – Озеро Чапаева. Как, подходяще?
– Вполне подходяще, – серьезно ответил капитан. – А где мичман, не видел, Сережа?
– Дядя Федя и Женька по камышам шарят.
– А зачем их в камыши понесло?
– Женька уток гоняет, а чего дядя Федя делает – не знаю.
– Мич-ман! – закричал Ратных, приложив ко рту ладони.
– Здесь! – неожиданно появился Птуха. Он был весь в камышовом пуху. – О взрывчатке беспокоюсь. Найдутся охотники до нашей взрывчатки. Это я вам говорю! А в озере есть яма добрая, просторная, дно каменистое.
– Утопить взрывчатку решили?
– Так точно! Она в цинках запаяна и вообще водоустойчивая. Несите ее, товарищи, потихонечку, а я буду под воду ее опускать.
Взрывчатка была утоплена в озере.
– Порядочек! И место очень заметное, – довольно огляделся мичман. – Этот «телеграфный столб» отметкой будет.
На берегу озера, против ямы со взрывчаткой, стояла большая сухая лиственница с ровно обломанной вершиной, с опавшими ветвями и осыпавшейся корой. Она была похожа на телеграфный столб, заблудившийся в тайге.
– А фикусы прятать будем? – засмеялся вдруг Ратных.
– О, спасибо, что напомнили! В кабине они засохнут, бабёнки тогда с меня шкуру спустят! Кошмар, что будет! Выставлю на улицу, пускай их дожди поливают, – хлопотливо сказал Птуха и пошел к самолету.
Его догнал Сережа.
– Дядя Федя, а можно я мячик футбольный возьму? Может быть, погоняем где-нибудь.
– Об чем разговор! И погоняем! – весело согласился мичман.
Вытащив из кабины фикусы, продукты, инструменты и другие нужные вещи, принялись за маскировку самолета. На это ушло несколько часов. Самолет завалили сосновыми ветвями и молодыми елками. Окончив работу, закурили.
– Я предлагаю немедленно тронуться в путь, – сказал капитан.
Косаговский поморщился, может быть, от папиросного дыма.
– А если нас будут искать?
– Вы про самолет говорите? Если увидим, что летит наш самолет, будем сигналить ракетами.
– А куда пойдем? – снова спросил Виктор.
–. Будем искать какое-нибудь селение. Идти нужно либо на юг, тогда выйдем в степь, а это все же лучше тайги, либо на север. На север все реки текут: они и приведут нас к какой-нибудь деревне. И идти надо по азимуту, – продолжал капитан. – Для этого нужен компас. Придется с самолета снять.
– Он очень громоздкий. И мне не хотелось бы рисковать им, – нерешительно сказал летчик.
– У меня есть компас! – воскликнул Сережа, открыл свою полевую сумку и протянул капитану крошечный, не более пятачка, компас в медной коробочке.
– Вот это компас! – засмеялся Птуха. – То ли румб показывает, то ли цену на копеечную скумбрию.
– Напрасно, мичман, смеетесь, – освободив стопор стрелки, сказал Ратных. Она заметалась и успокоилась, показав север. – Компас у тебя, Сережа, отличный. Что еще у тебя в сумке? Давай вытряхивай!
– Еще нож есть. Не простой, а с секретом. Нажмешь эту кнопку… Чик, и готово!
Из рукоятки выскочил узкий обоюдоострый нож.
– Мамочки! – с деланным испугом отшатнулся Птуха. – Зачем он тебе?
– Не могу же я в тайге без оружия. А это, скажете, не понадобится?
Сережа показал небольшой пузырек с прозрачной жидкостью. В пробку была вделана стеклянная палочка.
– Кислота! Благородные металлы испытывать, золото или платину. А еще вот стекло. Положительная собирающая линза, зажигательная! – гордо сказал Сережа. – Спички израсходуем иди намочим, я вам костер обеспечу. Будьте покойны!
– Ты, видно, надолго решил в тайге поселиться? – горько и виновато улыбнулся Виктор брату. – Эх, Серега, глупыш ты мой!
Сережа обиженно засопел облупившимся носом.
– Ладно тебе! Только и знаешь: глупыш да глупыш.
– Тайга! – вздохнул вдруг невесело Птуха. – И слово-то звероватое.
– Гроза морей, кажется, дрейфит? – покосился на него Ратных. – А вот нам с Сережей еще рановато на печке лежать, тарбаганьим салом ноги натирать. Верно, Сережа?
– Конечно.
– Побродим по таеждым тропам? Ты ходил по тайге?
– Спрашиваете! Сколько раз!
– Значит, опытный таежник?
– Опытный таежник ходил в лес за трибами и ягодами, – слабо улыбнулся Виктор.
Сережа недовольно промолчал.
– Значит, так! – Капитан шлепнул ладонью по колену. – Принимаем решение идти в тайгу. Курс – норд! Вопросы есть?
Косаговский не ответил, но по лицу его видно было, что он согласен. Мичман встал.
– Есть идти в тайгу! Держаться будем нордовых четвертей. Перед походом закусить бы не мешало. Я не так чтобы очень проголодался, а полбарана съел бы!
Вскрыли залитую стеарином коробку с борт-пайком. В ней были консервы, галеты, шоколад, сгущенное молоко, сахар, чай, лук и соль.
Ели молча, а когда кончили, все, точно по команде, поднялись.
– Пошли! – – засовывая топорик за ремень, скомандовал Ратных и посмотрел долгим взглядом на Сережу, привязывавшего к ремню футбольный мяч.
Виктор понял этот взгляд, и в лице его что-то дрогнуло.
– Дорого бы я дал, чтобы отправить его в кино на утренний, – тихо сказал он капитану.
2
Лето 1941 года в Забайкалье выдалось на редкость раннее и дружное. Еще в начале мая тайга обтаяла. Но было все же сыро, мокро. Шли трудно, медленно, молча, дышали запаленно и часто останавливались перед сплошной, казалось, непроходимой чащей.
– Идем мы правильно, – сказал вдруг капитан. – Я все время слышу слева шум речки, той самой, что выбежала из озера Чапаева.
Никто, кроме капитана, никакого речного шума не слышал.
– Километров десять прошли? – спросил мичман.
– От силы – три.
– Мамочки! Мне просто смешно! А на ногах все десять повисли.
Сережа сначала ликовал. Ему хотелось петь и кричать от радостной мысли, что он идет по тайге. Не в книжках читает, не в кино смотрит, а идет по настоящей тайге. Здесь и солнечный свет какой-то странный, словно над головой нависла крыша и через проломы этой крыши зеленоватые солнечные лучи падают в теплый, парной сумрак леса. Пахнет смолой и прелой хвоей. Елки, словно их распарили в кипятке, источают острый пряный запах, даже голова кружится.
Он воображал себя то сибирским партизаном, идущим в разведку, то Кожаным Чулком в девственных лесах на берегах Сусквеганны.
Радовался и Женька. Он шарил по земле черным влажным носом, жадно и быстро вдыхая диковатые таежные запахи. И вдруг начинал лаять яростно, самозабвенно или носиться по кустам, нескладный, веселый и беззаботный.