Простился Хирон с Пелионом. Что он взял с собою: какие зелья и коренья, какие камни, не узнали ни лапиты, ни кентавры. Только знали: взял он с собой в чашечке
бессмертника каплю заветную амброзии и нес ее бережно до самой пещеры на Малее.
На острове Пелопа гора Малея. Есть и там высоко над морем пещера.
Скоры на руку молодые.
Говорили, спорили, кричали. И казалось, будто двинулся лес со всех скатов, и вершин, и ущелий к пещере Хирона, на поляну. Отовсюду двинулись лапиты: снизу, сверху, с боков - всюду листья шелестят воинственных шлемов,
- Уходи, Хирон, с Пелиона!
Но уже не было в пещере Хирона. Далеко ушел он.
И увидел издалека Хирон высоко над своей пещерой на утесе тьму древолюдей. То Гилей шли на подмогу - изгонять Хирона с Пелиона. Навалились древолюди на утес, нависающий над пещерой, ухватились за него сотнями рук, уперлись сотнями ног в камни, раскачали утес и сверху обрушили на пещеру Хирона. Всю поляну загромоздили обломки. Дождем камней оросили в глубине под нею долину Думы Пелиона. И одним обломком, утесом, забили древолюди вход в пещеру.
Так был изгнан Хирон, сын Крона, кентавр, учитель героев.
Только далеко за полдень дошел старый Питфей до поляны. Смотрит - нет поляны. Нет пещеры. Нет Хирона.
Стал Питфей, муж-сосна, перед забитой пещерой. Тяжки сделались ему старые, усталые ноги. Не сошел он больше с того места.
Так стоит он одиноко и грозно, весь рогатый, старым великаном на заваленной обломками поляне, и смолистая слеза каменеет на користой груди сосны-великана. И качает он старой головой, на которой иглистые перья:
- Где же ты, титанова правда!
Опоздал старый вождь Питфей. Подвели его старые ноги.
Часть III
СКАЗАНИЕ ОБ ИСТРЕБЛЕНИИ ГЕРАКЛОМ КЕНТАВРОВ
НА ГОРЕ ФОЛОЕ И ГОРЕ МАЛЕЕ, О РАНЕНИИ БЕССМЕРТНОГО КЕНТАВРА ХИРОНА И О ЕГО ДОБРОВОЛЬНОЙ СМЕРТИ (Пелопоннесская кентавромахия)
Сказание о гостеприимном кентавре Фоле и о битве Геракла с дикими кентаврами на горе Фолое и горе Малее
Еще молод был тогда Геракл, когда отправился он на гору Эриманф искать свирепого вепря-дракона, пожирателя людей и стад. Шел он кружным путем и зашел по дороге на Фолою - тоже гора Пелопоннеса недалеко от Малёи, - где в пещере жил гостеприимный кентавр Фол, носивший прозвище Пещерный. Таким другом был Фол Хирону, что называли его даже братом Хирона. Родила же кентавра Фола наяда, ясная Мелйя, у подножия горы Фолои от коненогого Силена.
Две конские ноги у Силена и конский хвост сзади, но торс и голова у него человечьи; только еще уши у него конские, и двигает он ими, как конь, и такой у него тонкий слух, что не только звук, но и запахи умел слышать Силен.
Различал он голоса любой струи в том ключе под горой Фолоей, где жила наяда Мелия, и мелодии его водяной арфы, и умел играть на сюринге тростниковом плотике-свирели - все ее ключевые песенки: и нежные вечерние песенки, и веселые утренние, и призывные песенки полудня, и звонко-говорливые ночные. И так умел он играть на сюринге, и так умел он слышать и слушать арфы струй и все струны и свирели мира, что полюбила его ясная наяда, хотя жил вблизи пастух, полубог-красавец Дафнис.
Красив был Дафнис! Недаром говорили, что иссохла по нем от любви нимфа Эхо - до того иссохла, что остался от нее только голос: эхо. Но куда дудочке пастуха Дафниса до сюринги Силена!
Полюбила Силена наяда, хотя дружил Силен с юным богом - безумящим Вакхом. Пил он с Вакхом вино от первых Вакховых целебных лоз, пил и утром, и в полдень, и вечером, как только оба сойдутся, и тогда пел он грозные песни-рыки и песни-ревы барсов, и львов, и водопадов, заглушая голоса струй, и носился по горам с табунами диких кентавров.
И впрямь, чем не кентавр Силен, когда встанет он на задние ноги и выпрямится во весь свой конский и человеческий рост!
И от коненогого Силена родила ясная Мелия сына - кентавра Фола. Передал Силен пещерному отшельнику Фолу в дар сосуды с вином от первых лоз бога Вакха. Попробовал Фол вино: да вино ли это? Откупоришь сосуд - и такое разольется по пещере и кругом в воздухе амброзийное благоухание далеко по лесам, до самых горных вершин, что опьянеют от него даже высокие ветлы.
Сидит Геракл гостем у кентавра Фола. Полна пещера благоухания, щекочет оно ноздри героя. Рад Фол попотчевать гостя вином, но опасно открыть сосуд: сбегутся на запах вина лесные кентавры; и быть тогда бою за напиток бога. Озвереют кентавры, обезумеют от запаха вина. А у Геракла колчан полон стрел, омоченных в яде Лернейской Гидры. Да и страшен он в гневе. Ни богу, ни самому Хирону не спасти того, кто ранен такой стрелой.
- Не бойся, - говорит хозяину сын Зевса, - только разожги очаг. Отразит Геракл дикий набег без стрел - огнем очага.
Вскрыт сосуд. Пригубили гость и хозяин. И шумит напиток богов дивным огнем в голове полубога Геракла,
разливается по его телу, мешается с кровью: будто вдвое стало силы у Геракла. Только некуда ему деть эту силу.
- Пей, добрый гость, - говорит хозяин. - Выпьем за мудрого сына Крона, Хирона. Твой он друг и мой.
И пригубили Фол и Геракл, сын Зевса, в честь кентавра Хирона.
Слышат - буря у входа в пещеру. Будто обвал за обвалом грохочет. Будто водопад низвергается градом камней и потоков. Вот рухнут с громами в пещеру, завалят громадами!
Крики ярости со всхрапом у входа,
- Кентавры!
Кто тут крикнул: гость или хозяин? Не ошиблись: они! Кентавры прибежали на запах вина.
К очагу протянул руку Геракл. Мех набросил на сосуд с вином Фол.
Ворвались в пещеру, друг друга тесня, дикие лесные кентавры. Камни, ели, дреколье в руках. Впереди Анхиос и Агрий, две громадины, кони-люди:
- Вина!
Встал Геракл. В руке у героя головня, и не головня, а бревно раскаленное, все в огне и дыму. И летит оно, бешено крутясь, в Анхиоса, Другое за ним гремит прямо в Агрия.
Дымом застлало пещеру. Видят кентавры: стоит перед ними исполин в дыму и в руках у него огненные палицы.
Отшатнулись кентавры, попятились ко входу в толчее ног и рук, человечьих и конских тел. Рухнул у входа Анхиос, весь опаленный. Страшным голосом кричит Агрий под копытами табуна, ослепленный горящей головней. Валит дым из пещеры. А в нее летят камни и дреколье, и шумят, крутясь со свистом над головами наступающих кентавров, ели.
Снова ринулись со звериным воем кентавры в пещеру, призывая на помощь древних титанов. И снова, давя друг друга, отхлынули прочь на уступы.
Опрокинут в пещере сосуд с волшебным напитком. Еще сильнее кругом благоухание. Безумит оно кентавров и Геракла. И вот стоит уже на пороге пещеры Истребитель чудовищ, и в руке его лук, бьющий без промаха, и лернейские стрелы.
Говорит ему что-то хозяин, хватает за руку. Не слышит Фола Геракл перед глазами у него чудовища: гидры,
львы немейские, вепри-драконы, а не просто кентавры. Истребить их! И уже на тетиве роковая стрела: летит - и падает кентавр, один, и другой, и третий... И опять стрела за стрелой.
Устлал Геракл трупами кентавров уступы и дороги.
Не могла богиня облаков Нефела видеть их гибели. Ведь и она, титанида, мать кентавра-урода, чудовищного сына Иксиона. Слышит она издалека жалобное ржание - плач зеленых кобыл Магнезийских по кентаврам.
Хлынули из облаков дождевые потоки. Размякла почва. Скользят по ней ноги Геракла.
Бегут кентавры, мчатся во все стороны с диким воплем. Ищут спасения: кто - в Малею, к Хирону; кто - в море: пенит воду к волшебному острову Сирец, где ждет их погибель; кто - к потоку Эвену. А кого укрывает Посейдон далеко от Фалеи, в горных лощинах Элевсина.
Гонит Геракл стрелами буйную гурьбу кентавров к Малее. Шагает, но скользят его ноги, хотя шаг у него - как у бога. Шумит в голове дивный напиток Вакха, безумящий смертных.
Что-то помнит он - только смутно помнит.
Всех отважнее был кентавр - слепой Эвритион, похититель Гипподамии. Он один не бежал от стрел Геракла.