В комнате было тихо и темно.
Единственная лампочка не слишком спасала ситуацию, и в этом полумраке ярче всего смотрелись перчатки и волосы юноши, возвышавшегося над обречённым на казнь. Предметы отбрасывали длинные тени, и тем более странным казалось происходящее. Тем скорее пульсировала кровь худого, вынуждая того дрожать под пристальным взглядом того, кто осудил его за грехи.
— Ты всё ещё можешь искренне извиниться, — предложил Аллин.
Правда, они оба знали, что этого не произойдёт. Сдаваться было не по правилам игры, в которую играл худой; для него это равнялось проигрышу. Признанию, что он поступал плохо.
Глаза вора и насильника блестели в свете тусклой лампочки.
— Нет, — ответил он, сжимая руки в кулак, — нет…
Юноша кивнул, словно бы только этого и ожидал.
Он стянул руки худого за спиной, подтянул того на диван (несмотря на то, что очевидно должен был быть в разы слабее), задумчиво окинул взглядом открывшуюся перед ним картину и сам себе кивнул.
Аллин прикрыл глаза.
Ему не требовалось зрение, ведь повсюду была ночь, и именно ночь — единственное, что действительно принадлежало юноше и всегда оставалось рядом — позволяла ему всё. Каждое желание… Темнота не требовала объяснений, не искала рациональных доводов: оставалось только голое стремление и накалённые до предела чувства.
Пальцы в перчатке коснулись ягодиц худого, от чего тот неловко дёрнулся.
Тьма удерживала лучше любой верёвки и не оставляла синяков — поэтому Аллин всегда предпочитал её. Юноша погладил своего пленника по заднице. Тот явно никогда не занимался анальным сексом и потому боялся в разы больше положенного.
— Перестань дрожать, — тихо произнёс повелитель темноты, наклонившись к самому уху худого, — ты забудешь об этом к утру. Обо всём, что случилось сегодня; и тело, конечно же, не пострадает.
Обычно он не говорил этого.
Аллин никогда не спрашивал, он просто брал всё, что мог, не оставляя после себя ни воспоминаний, ни холода и пустоты от потери чего-то значительного… Таковы были правила. И отклонение от них для юноши с белыми волосами тоже считалось проигрышем.
— Это всего лишь наказание, — его рука скользнула по спине худого. Скользящим движением коснулась сначала одной лопатки, затем другой, прошлась вдоль ярко очерченного позвоночника, но послушно замерла в нескольких сантиметрах до цели. — И ты всё забудешь утром.
Худой медленно развернулся, заглядывая в лицо Аллину настолько, насколько мог, из-за связанных за спиной рук:
— Забуду?
— Да, — юноша едва улыбнулся.
Всё-таки не так уж и хорошо было раз за разом просыпаться с наступлением темноты и понимать, что мир снова позабыл о твоём существовании. Все они говорили «ничего личного», но проигрывал всегда он. Только он… Это люди могли стирать неприятные эпизоды из своего памяти.
Аллин позволил одному пальцу медленно скользнуть в худого парня. Его неразработанный зад чавкнул, но принял инородный предмет, чуть сжимаясь вокруг единственного пальца.
— Подожди, — выдохнул худой, не в силах хоть как-то вмешаться в происходящее, — подожди, я… я признаюсь. Эта девушка не заслужила ничего из того, что мы ей устроили. Мне жаль. Слышишь меня?
Юноша с белыми волосами ответил тихо:
— Да, слышу.
Ладонью в перчатке он осторожно провёл по заднице худого. Чуть сжал упругую ягодицу, шумно выдохнул, ощутив, как возбуждение накатило на него незваной волной, неприятно сдавливая область паха. Ещё один палец осторожно скользнул внутрь. Юноша чуть раздвинул их: анус пульсировал вокруг его руки.
— Ты же сказал, что слышишь… — сдавленно проговорил худой.
— Слышу, — холодно ответил Аллин, чуть сильнее сжимая чужую ягодицу, — но искренности в тебе ни на йоту.
Они замолчали.
Повелитель темноты медленно вытащил пальцы, с некоторым омерзением взглянул на белую перчатку, но не стал её стягивать.
— Мне жаль, — повторил худой.
— А мне — нет, — мягко улыбнулся юноша, откидывая голову назад, — я знаю, когда ты лжёшь. Можешь сотни раз повторить, что тебе жаль, но я не чувствую в тебе искренности.
Аллин расстегнул ширинку и спустил джинсы.
Он шумно выдохнул. В голове невольно мелькнула мысль о том, что следовало взять ту девушку, а не искать и наказывать этих парней… Сам ведь ввязался. Никто не просил, никто не поблагодарит за помощь — порой в такие моменты его охватывало разочарование в себе.
Нет…
К чёрту подобные мысли.
Юноша придвинулся ближе, протянул руку и коснулся связанных за спиной рук худого. От этого прикосновения тот вздрогнул и заёрзал больше, чем от проникновения, словно бы в сплетении пальцев было нечто более интимное…