— Она хотела как лучше… Небеса не дали ей своих детей, и сын брата стал ей родным. К тому же мальчик рано лишился отца и долго скитался по дальним родственникам. Когда его привезли в Набир, я считал, что он будет в безопасности.
— Никто не может предсказать будущее, даже мудрецы, что читают звезды. Жаль лишь, что мы так и не узнали, кто нанял убийц.
Того мальчишку-вора нашли мертвым в подворотне. Расспросы и подкуп ничего не дали. Наследника пришлось спрятать там, где никто не сможет отыскать. В пустыне. Среди кочевого народа. Но убийца мог ждать… Оттого и неспокойно было аттабею и почтенному Лафиду.
— Шарифа видели в Набире за день до покушения… — осторожно говорит Али.
За свои пятьдесят лет он успел многое повидать, в том числе и предательств. Боевому искусству его учил еще покойный господин аль-Назир, а потом приставил к сыну охранять и служить. Лафид служил. Присматривал и за будущим аттабеем и за его другом, и видел то, что для глаз Карима оставалось недоступно.
— Это может быть лишь совпадение, — отвечает хранитель города.
— А может и не быть. Как с его женами…
Знает, на что надавить старый воин. Видит, как еще больше мрачнеет аль-Назир. Весь Аль-Хрус знает, у кого украл невесту правитель. И пусть сплетни давно утихли, Шариф не забыл обиду. Гордость не позволит.
— Он нашел себе третью жену, и я слышал, она родила ему сына, — черны глаза аттабея, и видится в них сомнение.
— А старшую жену аль-Хатум схоронил сразу после твоей свадьбы. А вторую недавно. И ни одна из них так и не родила. Совпадение?
— Мы росли как братья, он всегда был вхож в мой дом и везде сопровождал меня. Когда я решил спрятать наследника и договориться с шейхами, он — первый поддержал меня.
— Все так… Но тот, кто всегда оставался вторым, может захотеть стать первым. Если бы мальчишка погиб в Набире, могло получиться так, что шейхи усомнились бы в тебе, как в хранителе. И кто тогда стал бы править в Аль-Хрусе?
— Тот, кто смог бы договориться с ними вместо меня… — медленно отвечает аттабей и пробует кофе. Но прекрасный вкус не способен отогнать тяжелые мысли. И успокоить растревоженное сердце…
…Полуденный жар течет по городу. Пустеют улицы. Окна закрывают мокрыми тканями, чтобы хоть как-то охладить горячий воздух. Замирает жизнь Аль-Хруса в ожидании вечера…
…Задумчив аттабей. И чтобы отогнать тяжелые мысли приходит туда, где царит покой и радость. На женской половине тихо. Год назад ушла на Небеса Зейнаб аль-Назир, а вскоре после нее скончался и почтенный Мустафа, торговец тканями. Адара попросила забрать из дома отца ее мать, чтобы приглядывать за детьми и помогать управлять домом. Он не стал возражать. Дом велик, и лучше, если рядом с женой будет кто-то опытный и мудрый.
Первой его появление замечает служанка жены и уже хочет бежать к госпоже, но он останавливает ее жестом. Сейчас хранителя Аль-Хруса интересовал лишь душевный покой, а для телесного время наступит ночью.
Карим бесшумно подходит к комнате, что выделена для детей, и замирает за порогом. Старший сын спит, сжимая в руках игрушечную саблю. И хорошо, вырастет воином. Дальше в подушках и покрывалах завернулись Ибрагим и Изза, как всегда вместе. Улыбается аттабей. Рождение двоих детей вместо одного удивило его. Хорошо, что повитуха, принимавшая роды, оказалась опытной. Хорошо, что жена его молода и здорова и справилась с таким испытанием. Сама Адара полулежит на подушках с рожденной совсем недавно Зейнаб и не замечает его. Что-то тихо шепчет дочери и улыбается.
Улыбается и аттабей. Уходят дурные мысли, легко становится на сердце. Пять лет прошло со дня свадьбы. Изменился его цветок пустыни. Стал крепче и сильнее. Расцвел той красотой, что ведома немногим. Но все также становится тепло от одного лишь взгляда, и спокойно, когда жена рядом.
Она будто чувствует его присутствие и поднимает взгляд. Светлые глаза сверкают золотыми топазами.
— Как проходит день у моего цветка? — спрашивает Карим и проходит в комнату.
— Рашид хвастался саблей, и Изза побила Ибрагима, когда пыталась отнять ее.
Аттабей устраивается на подушках и заглядывает через плечо жены. Младшая дочь хмурится во сне и посапывает.
— Наследник растет воином… — отмечает он.
— А дочери ты тоже подаришь саблю?