Малик женился второй раз, сговорившись с правителем Аль-Алина. И в этот раз невесту ему привез Шариф… Старый друг нашел нового покровителя и даже не пожелал поговорить на свадьбе. А ведь аль-Назир пытался встретиться и поговорить. Думал о словах старого звездочета, снова и снова вспоминал роковой вечер и хотел поговорить с тем, кого знал с самого детства, честно и открыто. Но не вышло. Уехал Шариф. А молодой шейх не пожелал больше слушать советы. Все чаще и чаще отправлял он бывшего аттабея прочь из города улаживать дела с другими шейхами. А по возвращении Карим видел в Аль-Хрусе все больше перемен. И не в лучшую сторону…
Вот и сегодня его пригласили во дворец. Наверняка ради того, чтобы снова отправить подальше. И аль-Назир уже обдумывал, как вежливо отказаться и показать племяннику, что больше не желает покидать дом. Может быть, находясь в городе, ему удастся, рано или поздно, достучаться до своевольного мальчишки. Или же собраться и вместе с семьей переехать куда-нибудь по примеру Шарифа?
Тяжелые мысли настолько заняли аттабея, что когда из толпы выскочил мальчишка в драной одежде, он даже не попытался отвести коня в сторону. Но вору словно того и надо было. Он легко скакнул в сторону, заставив благородное животное недовольно всхрапнуть и замотать головой, а затем подпрыгнул… Коротко сверкнула на солнце сталь. Вздрогнул всадник. Покачнулся.
— Покушение на аттабея! Взять его! — закричал верный Али, оказываясь рядом. Поддержал господина, не дал упасть на землю.
А мальчишка уже снова исчез в толпе. Рванули вдогонку воины. Зашумел рынок пуще прежнего. Заголосили люди. Расступилась толпа, пропуская всадников. А по белым одеждам расползлось кровавое пятно. И полетели по городу слова:
— Ранен Пустынный Лев!..
…После отъезда звездочета жизнь стала такой, как раньше. Каждый день похож на другой. Со своим порядком и привычками. Мне не хватало общества старика, который помогал скрасить дни в ожидании возвращения мужа. Последнюю неделю аттабей оставался в городе, но мы оба знали, что это ненадолго. К тому же тревога с каждым днем только нарастала. И когда в доме посреди дня раздались шум и крики, я поняла, что буря все-таки началась…
— Господин… Там… — Надира, как всегда, знавшая все, что происходит в доме, ворвалась в мою комнату и застыла на пороге. Испуганная, с огромными глазами и совершенно белым лицом.
— Что случилось?
— Там… там… — она замотала головой и закрыла лицо руками. — Я не могу…
У служанки не тот характер, чтобы бояться сказать мне что-то. Значит, в доме случилось нечто по истине ужасное. Ноги сами понесли меня к выходу с женской половины. Стоило распахнуть заветную дверь, и стал слышен громовой голос Али Лафида:
— Закройте все двери! У каждого входа пусть встанет охранник! Никого не выпускать! Впустить только лекаря!
— Что случилось?
Старый воин обернулся ко мне. И на руках его была кровь.
— Прости, госпожа… Я не справился.
Он покачал головой и отошел в сторону…
Крик застрял в горле. И я зажала рот ладонью, чтобы он не вырвался наружу. Нельзя голосить хозяйке, когда в доме беда. Иначе все пойдет прахом.
— Несите его в комнаты! За лекарем послали⁈
Я посмотрела на Лафида, ожидая ответ.
— Сразу же, — кивнул тот. — Сейчас его привезут. Из-под земли достанут, если понадобится.
Стоило ему ответить, как снаружи донеслись громкие голоса. Воины не только уважали, но и любили своего господина, поэтому служили не за страх, а на совесть.
— Пропустить! — рявкнул старый слуга, и двери сразу же распахнулись, впуская лекаря…
…Старый лекарь Бахтияр Аббас прожил на свете долгих шесть десятков лет. Он видел множество ран, болезней и ядов. Умел отличать одно от другого. Видеть симптомы, незаметные обычному глазу. Исцелять страждущих. Он знал, когда стоит отступить, а когда бороться до победы. Поэтому, взглянув на аттабея, лежащего среди подушек, заметив расширенные зрачки, лихорадочный блеск глаз, пот на лбу и покрасневшие края раны, маленькой и аккуратной, он сразу же вынес свой приговор:
— Я не смогу ему помочь.
— Но вы же даже не попытались!
Бахтияр обернулся, только сейчас заметив в комнате женщину, сидящую у дальней стены. Бесстыжая не только не постеснялась вмешаться в мужской разговор, а говорил лекарь исключительно с Али Лафидом, доверенным лицом аттабея, но даже не закрыла лицо и не спряталась за ширмой от чужих глаз.