От цепких взглядов становилось не по себе. Хотелось как можно быстрее покинуть город. Вернуться домой. Где все друг друга знают. Всегда поддержат и помогут. И даже если совершишь ошибку, ругать и наказывать будут справедливо. Хотя порой и жестоко. В пустыне не место слабым…
Через пару часов он встретился со спутниками у дома аттабея.
— Что вы смогли узнать?
— Лекарь Аббас живет на соседней улице. Я узнавал, он сейчас дома. Мы можем попросить его поехать с нами.
— Весь город говорит, что месяц назад аттабея ранили на базаре. Лекарь не смог его вылечить, зато смогла жена.
— Женщина? — удивился Захир.
У народа пустыни женщины могли наследовать имущество покойного мужа и распоряжаться им. И пользовались большей свободой, чем в городах, однако никто из них не пытался учиться на лекаря. Одно дело — ухаживать за больными, а совсем другое — лечить болезнь.
— Говорят, Звездочет долго жил в доме аттабея и часто говорил с его женой. Говорят, что он и научил ее исцелять раны.
— А может быть, рана аттабея была не столь уж и опасна? — с сомнением спросил Захир.
Но друзья лишь пожали плечами. Никто не знал, где кончается правда, и начинается вымысел. Но именно сыну кади предстояло принять решение.
— Я слышал, — тихо заговорил Саид, часто посещавший Аль-Хрус по поручению кади, — жену аттабея называют «цветком пустыни»…
Нахмурился Захир. Сжал зубы. Народ пустыни уважает знаки. Но справится ли женщина с болезнью отца?
Он закрыл глаза, стараясь отрешиться от шума города и сквозь стены услышать шепот песков. Что скажут они ему? Кого взять с собой? Опытного лекаря, пусть и не такого известного как Звездочет? Или его ученицу? Кого? Молчали пески. Или шепот их заглушал непрекращающийся гвалт.
Вздохнул Захир и решился. Развернул коня и снова подъехал к дверям дома аттабея…
…В этот раз старик Лафид остался в доме сторожить покой жены и детей аттабея. А с господином уехал его старший сын. Видят Небеса, время походов для Али подошло к концу, но он еще мог нести свою службу. И совершенно не пожалел о том, что остался в Аль-Хрусе, когда на порог дома аттабея заявился посланник кади.
— Господин покинул город, но его дом всегда открыт для народа пустыни, — обратился он к посланнику, которого не раз видел.
Тот коротко поклонился, но заговорил о другом:
— Нас прислала нужда. Кади болен. И нам нужен лекарь, способный исцелить его болезнь.
— Вы искали Звездочета, но он также уехал, и мы не знаем, куда…
— Это нам известно, почтенный Лафид. Но в городе говорят, что жена аттабея может исцелять.
Нахмурился старый слуга. Сплетни что буря в пустыне, остановить их невозможно. Уже второй месяц Аль-Хрус шумел, обсуждая ранение аттабея и его неожиданное исцеление. Многое говорили, но, к счастью, никто не приходил к дверям дома в поисках исцеления. И лекарь Аббас держал слово, отказываясь говорить правду о том вечере. Рано или поздно, люди замолчат, но народ пустыни…
— В городе говорят о многом, например, о том, что недавно черная кошка родила поросят, и это верный признак наступающего конца времен.
— Но аттабей ведь исцелился? — настойчиво спросил молодой спутник, стоящий рядом с посланником. — И вылечил его не лекарь?
Сжал зубы Лафид, не желая ни лгать, ни говорить правду.
— Я уважаю моего господина и его дружбу с кади, но еще больше я уважаю его священные узы брака. Где видано, чтобы жена покидала дом без мужа? С чужими мужчинами? Ведь вы не привезли больного кади с собой?
Путники лишь напряженно переглянулись и покачали головами.
— И вы хотите увезти жену аттабея через всю пустыню? Думаете, ему понравится такое самоуправство? Или кади считает, что их дружба позволяет подобное?
Али нахмурил брови и предупреждающе положил руку на рукоять сабли. Он не хотел вступать в бой и надеялся, что его едких слов хватит, чтобы остудить пыл молодых мужчин. Удивительно, что посланник решился сопровождать их, раньше он производил впечатление более разумного человека.
— Прости нас, почтенный Лафид, — смиренно заговорил старый знакомый, — мы не станем более нарушать покой этого дома и досаждать тебе подобными просьбами. Пусть Небеса хранят тебя и твоего господина.