И теперь жена такого друга спит в его шатре. Привезенная к нему без разрешения мужа и даже малейшего сопровождения кого-то из родственников. И как ему оправдаться? Как сказать, что сын его слишком молод и глуп? И слишком ценен для народа пустыни, чтобы потерять его?
Фазиль знал, что такое честь и позор. Знал, что смывают его только кровью. Знал, что сын его уже давно вырос и сам должен отвечать за свои поступки. Знал, что аттабей Аль-Хруса гневается. И гнев его безжалостен в своей слепоте. Но кто осудит мужа, чью жену похитили?..
Дурные мысли не давали кади уснуть. Ныло сердце. Зудели заживающие язвы. Эта женщина со светлыми глазами, так похожими на песок под раскаленным солнцем, сумела справиться с его недугом. Она оказалась упряма. И, видит Великая Пустыня, знала, что делать. Прошло всего две недели, а он уже снова мог ходить. Силы вернулись, как и аппетит. И что-то внутри нашептывало, что можно свернуть палатки и отправиться в путь. Пустыня огромна, а аль-Назир не станет искать их вечно. Но тогда ему останется лишь перерезать себе горло, чтобы навсегда избавиться от мук совести.
Да и женщина… Глядя ей в глаза, Фазиль чувствовал себя ребенком, впервые оказавшимся в песках в одиночестве. Он робел. И оттого начинал злиться. Казалось, что ее глазами на него смотрит сама пустыня. Что она все видит, все понимает и, если он позволит себе малодушный шаг, обязательно накажет. Жестоко.
Саид сказал, что аттабей называет свою жену Цветок пустыни, а все путешественники знают: горе тому, кто посмеет сорвать цветок, распустившийся в ночи. Страдания его будут безмерны, а гибель ужасна. И лучше вернуть цветок тому, кому он принадлежит. И заплатить цену. Справедливую.
Ждать осталось уже недолго. Завтра аттабей прибудет на стоянку…
…Утро принесло шепот ветра и шум голосов. Спорящих и в волнении забывающих о том, что стоит говорить тише.
— Я сам к нему выйду! Я похитил его жену, мне и отвечать!
— Ты продолжишь мое дело, когда меня не станет. Идти нужно мне. Пусть аттабей выпустит гнев, а там, может быть, удастся с ним поговорить.
— А если он убьет тебя⁈ Если решит, что мы действовали с твоего разрешения или по твоему приказу⁈
— А вот об этом нужно было думать раньше! Дамат, убери его с дороги, и дайте мне пройти!
— Отец, Захир столько сил отдал, чтобы вылечить тебя! Не стоит так рисковать снова, тем более что ты еще не совсем здоров.
— Вы что? Сговорились против родного отца⁈
Сердце забилось чаще, а глаза широко распахнулись от осознания: мой Лев прибыл. Он нашел стоянку народа пустыни и уже здесь. Рядом. Скоро мы встретимся. И от предвкушения стало радостно, а затем страшно.
Я села, отбрасывая в сторону одеяло из верблюжьей шерсти. Что скажет мне супруг? Накажет ли за побег? Или порадуется, что все обошлось? Что его друг жив и здоров? Заподозрит ли он измену? И будет ли доверять мне как раньше?
Пальцы коснулись браслетов, которые я никогда не снимала. Их тихий перезвон успокоил. За тканевой перегородкой продолжали спорить, но их голоса доносились словно издалека. Я совершенно точно знала, что Карим не станет слушать никого, пока не увидит меня и сам не убедиться, что ничего не случилось. Говорить с мужем должна я. Только тогда удастся избежать кровопролития.
Абайя лежала рядом. Уже через пару минут я оделась и в задумчивости взяла в руки никаб. Женщины кочевников не закрывают лица. Если я надену его, то вряд ли смогу ускользнуть. А если нет… Карим разозлится сильнее.
Тканевая перегородка дрогнула, и в отгороженный для меня угол заглянула Равия — старшая жена кади. Она окинула меня быстрым взглядом. Приложила палец к губам и поманила за собой. Я сжала в руках ткань никаба и послушно пошла следом. Если кто и сможет помочь выбраться за пределы стоянки, так это Равия.
Мы мало общались за прошедшие две недели. И, как я успела понять, эта женщина не любила разговоры. Но делала многое. Именно она управляла народом пустыни, пока ее муж был болен. Давала советы Дамату, пресекала сплетни, успокаивала волнение. Она умела заставлять других слушать себя. Знала к кому и как обратиться, как и о чем поговорить, попросить.
Мы выскользнули на улицу с другой стороны от входа, и сухая ладонь сжала мой локоть.
— Пойдешь между этих палаток, — узловатый палец указал направление. — Иди прямо, никуда не сворачивай. Не торопись, не оборачивайся, не смотри по сторонам больше необходимого. И не укрывай лицо. Просто иди. У последней линии тебя встретит Саид. Он передаст тебя мужу. Захир сказал, что его отряд уже в паре часов пути от нас. Ты все успеешь.