А «наставник» сей мой, словно выживший из ума, в гневе брызгая слюной на меня, часто набрасывался с криками, а то и побить мог, если я слово несогласия молвить пытался… Заставлял он делать работу вовсе бессмысленную…
Я поначалу весь горел от возмущения… Как же быть – не знал… Ослушаться – боялся, ибо за то из монастыря бы изгнан был. А то – мне страшнее смерти казалось, ибо думал я, что этим и от Бога отлучён буду во веки вечные.
А понять то, как никому не нужный труд совершать, время и силы на то тратить – вместо того, чтобы пользу братии и монастырю приносить или в молитвах время проводить – никак не мог… Да-а…
Через силу преодолевая возмущение ума и утомление плоти, я то исполнял…
Сейчас то смешно мне вспоминать… А тогда – тяжко пришлось!
Это я не к тому тебе говорю, что – в смирении – глупости совершать надобно! За глупое следование воле начальников духовных, приказывающих подчиняться им, очень много зла в мире этом совершается. Различение – нужно! Иначе – становятся такие, «оставившие свою волю», фанатиками, которые могут «за веру» убивать, на кострах сжигать – и в том… подвиг свой духовный видеть…
Тебе неразумие такое не грозит, а вот смирения – в тебе недостаёт.
Мне всё это понимать долго пришлось…
Потом – именно мудрый старец в монастыре появился и от наставника того меня освободил. Теплоту в сердце стал учить ощущать, ум в сердце погружать. Научил он меня, как к Богу душой и мыслями устремляться, как – по смирению нашему – Бог всё приходящее в жизнь нашу изменять может. Ибо, если видит Бог смирение, а не гордыню, – то открывается благодать Божия!
Но в жизни монашеской, даже когда разумен старец, то не всегда по нраву послушнику труд бывает… Ты вот – когда нежелание да противление в себе к работе по хозяйству одолеешь, то в радость труд станет! И молитва в помощь будет, силой наполнит!
… И точно! Чем более проникался Алексей наставлениями старца, тем проще всё становилось. Порой – словно пело сердце, когда пилил и строгал доски для ремонта церкви, или когда сено косил, огород копал, дрова колол…
И молитвы иными иногда становились. Будто – всё те же слова, но они – словно песня души к Богу возносятся! И – будто Бог рядом! Правда, не всегда так получалось, но всё чаще Присутствие Божие незримое окутывало Любовью и Покоем!
Всё чаще молитва, творимая в сердце, – словно оживала!
Однажды зимним морозным днём тишина звенящая заполнила пространство – и Алексей увидел Свет Сияющий!
Какое это было чудо!
Тишина была наполнена Присутствием Божиим Живым. В этом нельзя уже было усомниться!
Но это продолжалось не долго. И вновь сие состояние вернуть Алексей не сумел, как ни пытался.
Рассказал Алексей старцу про то.
А старец Николай ему в ответ говорит:
– Прикосновения Святого Духа чудесные – изменяют нас, но не сразу и не навсегда… Вот мне – десять лет нужно было трудиться, чтобы испытать сие. А ты вот – и два года не прошло, как тишину и теплоту сердечную познал! Вот и благодари Господа за Милость сию!
Благодарная душа легко в смиренном состоянии пребывает! Гордому же – смирение тяжко даётся!
Благодари Бога за всё! Через то – спасение от гордости и смирение обретать станешь!
Глава четвёртая:
Староверы
Однажды в скит пришла женщина с тремя малыми детьми. Измождённая, с глазами полными отчаяния и страха, она едва держалась на ногах от усталости. Одного младенца, привязанного к груди платком, она придерживала руками, двое других детей – мальчик и девочка лет 6-7, сами цеплялись за её одежды.
Пред старцем Николаем она на колени упала, детям тоже велела… Они, покорно встали рядом с матерью. Младенец заплакал слабенько, словно уже отчаялся своим плачем добиться чего-нибудь. Женщина передала дитя дочке. Девочка привычно взяла младенца и, укачивая, стала приговаривать: «Уймися, уймися, тихо ты…».
А женщина подняла на старца полные страха глаза и запричитала:
– Покрести нас в веру свою! Спаси нас! Духовни́к наш, батюшка Калистрат, всех пожжёт, а коли не он, так стрельцы пожгут. Спаси деток: невинные они!… Не учёная я – говорить… Мы – веры старой, что от Христа и Апостолов была… Прости, коли не так сказываю… Нас, как еретиков, слуги антихристовы пожечь пришли… А наш духовни́к Калистрат сказал, что сам всех – с молитвами – спалит, чтобы не бежали больше, а сразу – ко Господу на Небеса… А я спужалась, не за себя, за деток: малые ещё!…
– Где становище ваше?
– Вверх по реке… Полдня оттудова бежали…
Старец вдруг поднялся резко. Подошёл к Алексею. Изменившимся от напряжения внутреннего голосом произнёс тихо: