Как сказал, так и сделал хан,—
С возвышенья сошел в слезах,
Снял венец у всех на глазах,
Облачился в грубый шапан,
Крепкий посох взял и суму,
Намотал простую чалму,
Всю казну беднякам завещал,
На прощание жен обнял,
А едва занялся восход
И рассеялся полумрак,
Вышел из городских ворот
С разношерстной толпой бродяг,
И в воротах не встречен никем,
И в толпе не замечен никем,
Навсегда покинув престол,
По дороге в Мекку ушел.
Семь томительно скучных дней,
Семь мучительно душных дней
Шел несчастный хан Дарапша,
И шагать было все трудней,
А дорога ползла, как змей,
Нескончаемый, желтый змей,
Посреди горячих степей.
Солнце путника жгло огнем,
Ветер так и хлестал песком,
И уже в решенье своем
Хан раскаивался тайком —
Не привык он ходить пешком!
Шел владыка, судьбу кляня,
Безутешно скорбя душой,
Наконец, на краю земли,
В раскаленной степной дали,
На исходе седьмого дня
Показался город большой —
Все дороги к нему вели.
Но пока из последних сил
Брел скиталец нищий к нему,
Свой костер закат погасил,
Погрузились дома во тьму,
И похожим на груду скал
Обезлюдевший город стал.
Наступил полуночный час,
Свет в окошках давно погас,—
Где отыщет теперь ночлег
Одинокий, как перст, человек?
Вдруг услышал хан Дарапша,
Голоса в ночной тишине,
Вдруг заметил хан Дарапша
Огонек в небольшом окне,
И подумал хан Дарапша:
«Кто не спит в этот поздний час?
Разве не был по всей стране
Мой объявлен строгий приказ:
Кто не гасит свет по ночам,
С тех налоги взимать вдвойне!
Чья душа не спит до сих пор,
С кем ведет ночной разговор?
Не убийца ли точит нож
Иль добычу считает вор?
А быть может, святой аскет,
Отрешась от мирских сует,
За старинной книгой сидит,
Потому и не гасит свет?
А вокруг — ни души, темно,
Не заметят меня все равно,
Загляну-ка я в это окно!»
Так и сделал хан Дарапша —
Встал на цыпочки под окном
И пугливо, как вор, тайком
Заглянул в незнакомый дом.
Видит скромную комнату он,
В уголке светильник зажжен,
И прилежно потупив взгляд,
Три красавицы юных сидят.
Видно, три сестрицы они,
И притом мастерицы они:
За работой усердно следя,
Опустили ресницы они,
Шархом длинные нити прядут,
Разговор негромкий ведут.
«Знаете, что я слыхала вчера?» —
Старшая заговорила сестра,
«Нет!» — отвечали двое других.
«Я на базаре была с утра,—
Старшая продолжала сестра,—
Слышала о новостях городских...»
Сестры откликнулись: «О каких?»
Старшая им говорит, не спеша:
«Наш справедливый хан Дарапша,
Видно, устал от державных дел,
Людям казну раздать повелел,
Бросить решил свой престол и сан,
Старый, заплатанный, грубый шапан
Вместо атласных одежд надел,
Вместо венца — простую чалму,
Нищенский посох взял и суму
И, навсегда покинув престол,
В Мекку святую пешком ушел!»
«Нищенский посох взял и суму? —
Сестры спросили.— А почему?
Может быть, болен? Молиться решил,
Чтобы пришло исцеленье к нему?»
Старшая только смеется в ответ:
«Не разгадали вы этот секрет,
Слава Аллаху, не болен хан —
Женами недоволен хан,
Толку от них никакого нет!
Только и знают себя наряжать,
Сладкими яствами ублажать,
А вот детей не хотят рожать!»
И в безмятежной ночной тишине,
С младшими сестрами наедине,
Так продолжала она мечтать:
«Если бы хан женился на мне!
Я во дворце бы хозяйкой была,
Жен его старых взашей прогнала,
К хану в постель не пустила бы их —
В скотниц простых превратила бы их!
Если бы хан меня в жены взял,
Мне бы хоть маленький кокон дал,
Я бы владыке свое мастерство
С первых же дней показать смогла,
Я бы из кокона одного
Груды атласа ему наткала,
Сшила бы сотни новых шатров
Для богатырского войска его —
Войска в сорок тысяч бойцов!
Да, если б стала я ханской женой,
Был бы владыка доволен мной!»
Тут замигал огонек в окне,—
Это, вздыхая в ночной тишине,
Средняя заговорила сестра:
«Если бы хан женился на мне!
Я бы скучать ему не дала,
Жен его старых кнутом прогнала,
Близко к дворцу не пустила бы их,—
В грязных рабынь превратила бы их!
Если бы в жены он взял меня,
Дал бы мне зернышко ячменя,
Я бы владыке свое мастерство
С первых же дней показать смогла,
Я бы из зернышка одного
Гору лепешек ему напекла,
Сразу же был бы запас готов
Для знаменитого войска его —
Войска в сорок тысяч бойцов!