Хоть и был обессилен вконец.
Не стонал Шарьяр, не дышал,
Недвижимо, как труп, лежал,
Но на диво был конь умен —
В гибель друга не верил он,
Кровь и пот с молодого лица
Влажным слизывал языком,
И текли из глаз жеребца
Слезы тоненьким ручейком.
Он и голод жгучий терпел,
Он и холод колючий терпел,
И томительный страх терпел —
Чуда ждал, уходить не хотел,
Без хозяина жить не хотел.
Страшно было в ущелье ему
Провести всю ночь одному —
То и дело вздрагивал конь
И косился в густую тьму.
Ветер выл, колыхался мрак,
Ни луны, ни бледных светил,
Но всю ночь скакун ни на шаг
От хозяина не отходил.
Появись в те минуты враг,
Он бы грудью путь преградил!
До утра он любимца стерег,
От беды охранял, как мог,
Чуток был тулпар — понимал,
Что его могучий седок
Не в объятьях отрадного сна —
В цепких лапах смерти лежал,
И скакун быстроногий дрожал,
От жестокой тревоги дрожал
И тихонько, тоскливо ржал.
И услышав ржанье его —
Друга верного дальний зов,
Из пучины предсмертных снов
Возвратилась в тело душа:
Пробуждаться стал наконец
От беспамятства своего,
Шевельнулся, с трудом дыша,
И глаза приоткрыл храбрец.
Пробудился,— и в тот же миг
Яркий луч в ущелье проник:
Это, льдистые пики багря,
Над горами вставала заря,
И от радости сам не свой,
Начал ржать заливисто конь,
И шагнул порывисто конь —
Ткнулся мордой ему в ладонь.
С каменистого ложа привстав
И за шею друга обняв,
Поднялся, шатаясь, герой,
Видит он: угрюм, недвижим,
Громоздится дракон перед ним
Неживой, обмякшей горой.
Глаз громадный копьем пронзен,
Лоб расколот и размозжен...
Сразу вспомнил вчерашний бой,
С этим чудищем страшный бой
И с трудом улыбнулся батыр:
Хорошо был удар нанесен!
Мертв прожорливый Аждарха —
Всей земли беда и позор,
Порожденье зла и греха,
Царь драконов, владыка гор!
Испустил он свой злобный дух,
Гнусный рев не терзает слух,
Как в сырой, угасшей печи,
В жадной пасти огонь потух,
А из грузной его головы
Будто черные бьют ключи:
Это хлещут, густы, горячи,
Ядовитой крови ручьи.
Мертв дракон — исполинский гад,
И уже между тесных громад,
Неприступных, отвесных громад
Поднимается трупный смрад,
Догадался тотчас храбрец:
В этом смраде — тлетворный яд,
Значит, надо теперь поспешить —
Надо тяжкий труд довершить.
Хоть и был он измучен вконец —
Весь в ожогах кровавых был,
Но при виде победы такой
Снова духом воспрянул герой
И опять богатырский пыл
В. молодой душе ощутил.
И с трудом свой тяжелый меч
В обожженные руки взяв,
Не жалея натруженных плеч,
Не желая силы беречь,
Стал он гнусную падаль рубить,
Исполинский череп дробить,
Стал драконьи кости крушить,
Стал зловонное мясо крошить,
На восток, на восток, на восток,
По дорогам и без дорог,
К той, что всех на свете милей,
К луноликой пэри своей
Он поклялся путь проложить!
Так проживший тысячу лет,
Натворивший тысячи бед
Был убит дракон Аждарха —
Порожденье зла и греха,-
Много жизней он погубил,
Много храбрых бойцов истребил,
Но однажды явился батыр,
Чьей отваге дивился мир,
В битву с чудищем злым вступил
Богатырским копьем убил,
На куски его разрубил!
И о подвиге чудо-бойца
До сих пор вспоминает народ,
Жизнь великого храбреца
До сих пор воспевает народ,
И паломники смело идут,
Караваны с тюками бредут,
Едут сваты, скачут гонцы
Через этот горный проход.
А года текут и текут,
Изменился наш белый свет,
И давным-давно на земле
Ни драконов, ни дэвов нет,
Но о мрачных былых временах
И поныне память живет,
И ущелье это народ
До сих пор Драконьим зовет.
Юность Шарьяра и Анжим. Песнь пятая.
О том,
как очутился Шаръяр
в неведомом благодатном краю,
как искал он ворота неприступной крепости
и как просчиталась старая колдунья:
не к жестокой гибели,
а к нежданному счастью
привел молодого богатыря его многотрудный путь
Сквозь ущелье путь проложив,
Дело славное совершив —
Порожденье греха и зла,
Аждарху-дракона убив,
По кремнистому гребню скал
Всадник выехал на перевал
И внезапно перед собой
В дымке утренней, голубой
Благодатный край увидал.
Далеко-далеко внизу
Золотая долина видна:
Яркой чашей сияет она,