На весеннем ее лице.
Сном беспечным Анжим спала,
С плеч ручьями коса текла,
И дремала длинных ресниц
Густочерная бахрома,
Что одним движеньем могла
Сто джигитов повергнуть ниц,
Сто красавцев свести с ума.
А тем временем издалека
Стук донесся звонких копыт.
В поле чей-то скакун храпит,
На бегу каменья дробит,
К городским воротам спешит.
Мимо спящей охраны вскачь
Пролетел благородный конь,
Сразу видно: красив, горяч
Этот чистопородный конь!
Но дорога была тяжела —
В алой пене его удила,
Но дорога была нелегка —
Исхудали его бока,
Золотая узда на нем,
Дорогое седло на нем,—
Только нет в седле седока!
Смолк подков торопливый стук,
Словно вкопанный, конь застыл,
Уши чуткие навострил,
Стал осматриваться вокруг:
Не слыхать голосов нигде,
Не видать огоньков нигде,
Дремлют люди в Белой Орде
И не знают о страшной беде!
Видит конь узорный дворец,
Подбежал к дворцу жеребец,
Трижды вкруг дворца обежал,
Трижды возле дверей заржал,
Трижды стукнул копытом в дверь,
В нетерпении задрожал —
Встал бы кто-нибудь, наконец!
Пробудилась от сладких снов,
Поднялась Анжим поскорей,
Только глянула из дверей —
Сразу все поняла без слов!
Хоть и не было у скакуна
Человеческого языка,
Но в тревожных глазах видна
Человеческая тоска,
Кровь течет с узды золотой,
Хрипло дышат его бока,—
Из-за дальних, крутых хребтов,
Из проклятых, чужих краев
Умный конь вернулся домой,
Но вернулся — без седока!
Прислонилась Анжим к дверям
И не верит своим глазам?
Сорок дней народ горевал,
Сорок дней поминки справлял,
Всем был дорог Шарьяр-батыр —
Молодой, удалой батыр,
Чьей отваге дивился мир.
Сорок дней тосковал и ждал
И поверить не мог народ,
Что герою пришел конец:
Может быть, день-другой пройдет,
И домой вернется храбрец?
Сорок дней в десятках котлов
Днем и ночью варили плов
И шурпу из бараньих голов,
Закололи сотни овец,
Разослали сотни гонцов,
И тотчас же со всех концов,
Откликаясь на ханский зов,
Гости съехались во дворец.
Ибо так решил Шасуар:
Если, к счастью, жив и здоров
И вернется домой Шарьяр,
Этот сорокадневный пир
Будет в честь свидания с ним,
Если ж вправду пропал батыр,
В битве яростной пал батыр,
Этот скорбный, плачевный пир
Будет в знак прощания с ним!
Так в печальной Белой Орде
Сорок дней пировал народ,
Сорок дней горевал народ.
А тем временем в дальней-дальней стране,
О которой мы грезим только во сне,
За громадами гор, за раздольем степей,
В белокаменной, гордой столице своей,
За сплошною стеной — без единых ворот,
Сквозь которую только храбрейший пройдет,
Молодая красавица слезы лила
И молилась в тоске, и ночей не спала,
И томилась, и тоже Шарьяра ждала.
Утром с башни высокой глядела она
На пустынный, безрадостный край земли:
Не появится ль всадник знакомый вдали,
И вздыхала тайком то и дело она,
С каждым днем все бледнела, худела она,
С каждым днем все мучительней на душе
Становилось страдалице Хундызше —
Нежноликой красавице Хундызше.
Дни за днями тоскливою шли чередой,—
Сколько раз пламенел золотой рассвет,
Сколько раз догорал закат огневой
А супруга любимого нет и нет,
И не слышно о нем никаких новостей —
Ни хороших вестей, ни дурных вестей,
Будто сгинул храбрец, молодой удалец,
Богатырь, проложивший столько путей,
Богатырь, победивший столько смертей!
Да, конечно, и труден, и очень далек
Путь в проклятый город Тахта-Зарин,
Одолеть надо много крутых вершин,
Пересечь не один бурливый поток,
И, конечно, невиданно будет жесток
Смертный бой с коварной Бюльбильгоёй,
Но ведь твердо предсказывал ей отец,
Что сумеет ее усмирить герой,
Сможет в плен ее захватить герой,—
Если так, почему же с победой к ней
Из-за диких степей, из-за мрачных гор
Не вернулся супруг ее до сих пор?
Неужели не сбудется до конца
Предсказанье ее прозорливца-отца?
Неужели в далеком, чужом краю
Не сумел Шарьяр в роковом бою
Победить волшебницу Бюльбильгою?
Неужели, как сотни других смельчаков,
Что с колдуньей справиться не смогли,
Он застыл, он остался лежать в пыли,
Заклинаньями страшными побежден?
Неужели, застигнут грозной бедой,
Безрассудный, пламенный, молодой,
Был он холодом смертным к земле пригвожден
И теперь погружен в беспробудный сон,
В черный камень бесчувственный превращен,
Будет спать и спать — до скончанья времен?