Так ждала и томилась в тени садов
Молодая красавица Хундызша,
И от страшных предчувствий, недобрых снов
Не могла избавиться Хундызша,
Не могла уже больше ни вышивать,
Ни с любимой служанкой в шатраш играть,
И тревожились девушки за нее —
Не могли своей госпожи узнать,
И пытались придумать хоть что-нибудь,
Чтоб развлечь, утешить ее чуть-чуть,
Чтобы снова бодрость в нее вдохнуть.
Но она сторонилась верных подруг,
Уходила в шатер, все валилось из рук,
И однажды от нечего делать она
Отперла опять золотой сундук —
Заповедный, отцовский резной сундук.
Стала годы далекие припоминать,
Стала вещи знакомые перебирать:
И халаты, в которых отец пировал,
И доспехи, что в битву он надевал,
Собираясь прогнать чужеземную рать.
Все отцовские вещи перебрала,
Стала бережно складывать их в сундук
И уже затейливый ключ взяла,
Чтоб тяжелую крышку замкнуть,— как вдруг
Задрожал у красавицы ключ в руке,
Увидала она: в золотом сундуке
Старый перстень спрятался в уголке.
Дико вскрикнула, закатив глаза,
Словно птица, подкошенная стрелой,
И упала без памяти Хундызша
На узорный пол, на ковер цветной,
И застыла, не двигаясь, не дыша,
Будто с телом уже распрощалась душа,
И на крик, все дела побросав скорей,
Отовсюду сбежались служанки к ней
И увидели: навзничь лежит она,
Словно лед, холодна, словно мел, бледна,
И в смятении кинулись звать лекарей,
И пришли лекаря, но старались зря:
Шесть ночей и дней — неделю почти
Не могли они в чувство ее привести,
Потеряли надежду ее спасти.
А на день седьмой, приоткрыв глаза,
Хундызша вздохнула — в себя пришла,
Но уже не кричала, слез не лила,
Ко всему безучастной, казалось, была.
Стала сразу ее красота тускла,
Будто осень внезапная в сад вошла,
Стали сразу глаза ее — как зола,
Будто что-то сгорело в душе дотла.
Не желала ни есть, ни снадобий пить —
От всего отказывалась госпожа,
Приказала служанкам своим поспешить:
Ей сегодня же черное платье сшить.
С той поры в черном платье, в черном платке,
Все земные радости позабыв,
Днем и ночью, ресницы полузакрыв,
Пребывала она в безысходной тоске,
В полутемном сидела она уголке,
Будто птица больная — крылья сложив,
Не спала, ни кусочка в рот не брала,
Только изредка чистую воду пила.
День за днем продолжала она молчать,
А в руке держала перстень отца,
И отчаянья мертвенная печать
Ни на миг не сходила с ее лица.
Приходили подруги ее навещать,
Приносили цветы, утешали ее,
Прогуляться в саду приглашали ее,—
Не желала подругам она отвечать
И ни разу не встала, не вышла в сад,
Словно знать не желала, как дни летят,
Тихой тенью сидела в шатре своем
И, как будто сжигаема тайным огнем,
Все худела, таяла день за днем.
Были в горе служанки, шептались, дрожа:
На глазах угасала их госпожа!
И тогда на рассвете явился к ней,
Дряхлый-дряхлый старец — святой хаджа.
Как родную, всегда он любил ее,
С детских лет наставником был ее,
Ужаснулся старик, увидав ее,
Погруженную в скорбное забытье.
И оставшись с нею наедине,
«Дочь моя! — воскликнул святой старик.-
Дочь моя, отзовись, очнись хоть на миг,
Что с тобой, голубка, откройся мне!
О герое нет никаких вестей —
Нет хороших, но нет и плохих вестей,
Почему же в отчаянье ты, ответь,
Почему так торопишься умереть?
Милосерден Аллах, и отважен герой —
Не рождалось в мире подобных душ,
Потерпи,— и быть может, любимый муж
Возвратится домой — невредимый, живой,
Ничего мы не знаем еще,— почему ж
Ты уже объявила себя вдовой?»
И впервые откликнулась Хундызша,
Разомкнув запекшиеся уста,
И казалось, цветы, печально шурша,
Облетают с вянущего куста:
«Не жалей, о наставник, меня, не жалей,
Я сама виновата в беде своей,—
Презираю себя, ненавижу себя,
Не прощу себя до последних дней!
Видишь перстень — дар моего отца,
Мне о нем рассказывал с детства он,
Говорил, что от прадеда-мудреца
Получил этот перстень в наследство он,
Говорил, что когда-то царь Сулайман,
Не снимая, на пальце его носил,—
Кто наденет этот святой талисман,
Сразу чувствует всемеро больше сил! —
Береги этот перстень! — отец говорил.
Береги до самой свадьбы своей,
Никому его отдавать не смей,
И сама его надевать не смей!
Этот перстень герою-супругу отдай,
Этот пояс, камчу и кольчугу отдай,
И в жестоком бою, в чужедальнем краю
Победит он волшебницу Бюльбильгою! —
И любимого снаряжая в путь,