Если мать ты сумеешь мою найти,
Отпущу на свободу — клятву даю! Помоги!
Посмотри, что творится со мной!
Или с матерью я возвращусь домой,
Или с жалкою жизнью прощусь земной,
Потому что жизнь превратилась в ад...
Помоги, помоги мне, могучий брат,
И тогда ты свободу получишь, брат!..»
С изумленьем взглянул на хозяина конь —
Буйной радостью взор его полыхнул,
Задрожал от надежды отчаянной конь,
Горячо вздохнул, головой тряхнул,
На мгновение оба крыла распахнул
И от радости крыльями так взмахнул,
Что над всей столицей пронесся гул,
Дикий ветер деревья к земле пригнул,
Стаи птиц над кровлями всполохнул.
Вскинул голову конь и заржал — да так,
Что раскат грозовой в небесах громыхнул,
И послышался жалобный вой собак,
И рассыпалась в страхе толпа зевак.
Тут Анжим подбежала: на брата глядит
И глядит на взволнованного скакуна,
Сразу все поняла — разгадала она,
Пожалела, что чуть опоздала она:
«Эх, Шарьяр, напрасно ты поспешил —
Непростительный промах ты совершил,
А всему горячность твоя виной,
Почему не советуешься со мной?
Мог бы клятву ты не давать, поверь,
Хоть и мудр этот конь, а все-таки зверь,
Чем свободную жизнь обещать ему,
Мог бы попросту ты приказать ему!
А назад этих слов не возьмешь теперь —
Он такой же упрямец, как ты, Шарьяр:
Если чем-нибудь раззадоришь его,
Не удержишь и не переспоришь его!
Да, напрасно ты не спросил меня,
А теперь считай, что с этого дня
Потеряли крылатого мы коня!..»
Но не слушал речей разумных батыр —
Слезы лил из глаз безумных батыр,
Захрапел под яростным седоком
Вороной, чистокровный карабаир,
И еще четырех скакунов лихих
Приготовить Шарьяр приказал для них,
Закричал, чтоб скорей оседлали коней,
Самых быстрых ему отобрали коней
Да грузили припасы на сорок дней.
Так и кинулись слуги, усердьем горя,
Исполнять приказания богатыря,
Вот уже поднялся, полетел Жахангир,
Низко-низко, над самой землей паря,
А за ним, стремглав, бросив ханский пир,
За ворота столицы, в простор степной,
Словно туча, угрюм, поскакал батыр
Со своей неразлучной, верной сестрой,—
Поскакал, вороного коня торопя,
Сдвинув грозные брови, зубами скрипя,
И одно только твердо знал наперед:
Либо мать найдет, либо сам умрет
Низко-низко, бесшумно летел Жахангир,
По-орлиному крылья свои распластав,
Зорко-зорко на землю глядел Жахангир —
На извивы тропинок, на волны трав,
На аулы, пастбища и сады,
На мечети, кладбища и пруды,
То снижался, совсем приникал к земле —
По-собачьи обнюхивал чьи-то следы,
То крутою дугой взмывал в высоту
И холмистый простор озирал на лету,
Ни травинки, ни камешка не пропускал,
Над широкой равниной кружился-искал:
От несчастной изгнанницы с прежних лет
Не осталось ли хоть малейших примет?
А Шарьяр и Анжим торопились вослед.
Девять дней и девять ночей подряд
Молча мчались рядом сестра и брат —
По гремучим камням, по зыбучим пескам,
По крутым буграм, луговым коврам,
Мчались лунного ночью и знойным днем,
Поспевая с трудом за крылатым конем,
Не сказали ни слова за девять дней,
Потому что горели одним огнем,
Пламенели тревогой, мечтой одной:
Повстречаться с изгнанницею родной!
А крылатый конь все летел, летел —
То вблизи, то почти исчезая вдали,
Над равниной кружил, не касаясь земли,
Обещанье сдержать непременно хотел,
Но как видно, задача была трудна
Даже для волшебного скакуна!
На десятую ночь, в предрассветной мгле,
Задремала Анжим, качаясь в седле,
Вдруг послышался ей сквозь туманный сон
Чей-то крик и стон, топот, грохот, звон,—
Будто битва кипит, сотня труб трубит,
Меч звенит о меч, щит стучит о щит,
Содрогнулась, со сна ничего не поймет,
На рассвет в тревоге Анжим глядит:
То не трубы трубят, не клинки гремят,
А вдали, за волнами песчаных гряд,
Средь пустынной равнины, где травы шумят,
Жахангир у степного колодца стоит —
В плоский камень звонким копытом бьет,
Машет крыльями, гривой густой трясет
И взволнованно ржет — подойти зовет.
Как безумный, хлестнул вороного Шарьяр,
Дикой бурей понесся, неудержим,
А за ним — по пескам, по бурьянам густым —
Вне себя от волненья, помчалась Анжим.
Вот колодец заброшенный виден в степи —
Заржавелая крышка, замок на цепи,
А кругом ни тропинки, бурьян шелестит,
Высох старый колодец, всеми забыт.
Спрыгнул наземь Шарьяр — и замок рванул,
И железную крышку прочь отшвырнул,