Выбрать главу

И сказала Анжим: «Дорогая мать,

Много зла довелось тебе повидать

И не мало пришлось тебе пострадать,

Но теперь ты детей обрела опять,

Что ж ты плачешь — в себя никак не придешь,

Погляди-ка лучше, как сын пригож,

Как могуч и горд — на орла похож,

Где батыра такого еще найдешь?

Успокойся же, добрая, милая мать,

Ни слезинки теперь понапрасну не трать,—

Миновали мучительные времена,

Снова сделалась ты молода и стройна,

Словно юный тюльпан, и свежа, и нежна,

Как ты нравишься нам — не могу передать!

А теперь я прошу: расскажи о себе,

О своей небывало жестокой судьбе,—

Надо детям о матери правду знать».

И на дочку любуясь, на сына дивясь,

Красотою и мужеством их гордясь,

Гладя их по густым волосам золотым

И внимая в слезах голосам молодым,

В эту встречу поверить еще боясь,

Улыбаясь и плача, и снова смеясь,

Обратилась мать к близнецам своим,

К оперившимся милым птенцам своим,

И, волненье свое поборов с трудом,

Им тихонько рассказывать принялась.

«Да, шестнадцать лет мне страдать пришлось,

Дорогие, родные птенцы мои,

Девять лет мне сначала блуждать пришлось,

О любимые близнецы мои!

Всеми проклятая, в тряпье, в пыли,

Потерявшая мужа, и сына, и дочь,

Я бродила, как тень, по лицу земли,

И никто не хотел осужденной помочь,

Пожалеть, накормить не хотел меня,

Обогреть, приютить не хотел меня,—

Все смеялись, бранились да гнали прочь!

Наконец, через девять томительных лет,

После горьких скитаний, мучительных бед

Захотела наш город увидеть я

И тайком возвратилась в родные края.

Но узнали, охотиться стали за мной

Беспощадные воины — ханские псы,

Снова небо грозило огнем и бедой,

Снова брошена жизнь была на весы,

И хотите знать, кто в смертельный час

От расправы меня уберег и спас?

Не богач, не вельможа — простой чабан,

Нищий парень, одетый в гнилой шапан,

Сын раба, мой спаситель и друг — Хасан.

Не боясь поплатиться своей головой,

Над беглянкою сжалясь еле живой,

Он врагов направил на ложный след —

Обманул отряд их сторожевой,

А меня в пустынную степь повлек

И в колодце спрятаться мне помог —

От насилья вражьего сохранил,

Под землею заживо схоронил,

Но зато от позорной смерти сберег!

И еще семь долгих, жестоких лет,

Семь страдальческих, одиноких лет,

Как в могиле, не видя ни звездных ночей,

Ни дневных лучей, ни родных очей,

Провела я в колодце, на самом дне,

В этой черной каменной западне

С безутешным отчаяньем наедине.

И конечно, уже умерла бы давно

Ваша бедная, всеми забытая мать,

В путь загробный, конечно, ушла бы давно,

Если б юноша этот не стал помогать.

Хоть и низкого рода, бедняк простой,

Но душа у него самоцветов полна,

Разве может сравниться любая казна

С этой верностью, мужеством, добротой?

Раз в неделю, тайком, на закате дня,

Он семь лет подряд навещал меня,

Приносил мне лепешку и тыкву с водой,

Даже мясом не раз угощал меня,

«Не навек заточенье твое!» — повторял,

«Скоро, скоро спасенье твое!» — повторял,

Сам надежду на будущее не терял

И меня от всей души ободрял.

И дала я Аллаху такой обет:

Если в радостный день, через много лет,

Буду я, наконец, прощена людьми,

Повстречаюсь с украденными детьми,

Если зрячей, разумной останусь я

И еще будет девушкой дочь моя,

То любой ценой я ее должна

Выдать замуж за этого чабана!

О любимый Шарьяр, радость глаз моих,

Если матерью признаёшь меня,

Избавителя моего найди,

Дай ему оружие, дай коня,

В жемчуга и парчу его наряди,

За услугу по-хански его награди,

Обними, как брата, прижми к груди!

О родная Анжим, сладость глаз моих,

Если матерью признаёшь меня,

То хочу быть обещанному верна

И хочу быть достойной этого дня,

Все мечты сбылись — остается одна:

Выйди замуж за этого чабана!

И поверь материнским моим словам:

Я счастливую жизнь предрекаю вам,

В этом мире, где властвуют грех и ложь,

На избранника божьего он похож.

С первых слов ты полюбишь его, Анжим:

Он умен, благороден, неустрашим,

Бескорыстен, пылок— на всей земле

Ты души прекраснее не найдешь!»

Целый день отдыхали спокойно они,

Сидя в роще старой, в густой тени,

Начало вечереть, стал синеть простор,

И горящие крылья закат распростер.

И тогда, на самом исходе дня,

По тропинке отару овец гоня,

Появился вдали молодой чабан —

Статный парень, одетый в драный шапан:

По степи прямиком, он шагал босиком,

То и дело поглядывая кругом,

Длинной палкою раздвигал бурьян,