Выбрать главу

Возвратилась спасенная Гульшара.

Кто же в ярких одеждах, на гордом коне,

С изукрашенной саблей, в чеканной броне,

Крепкоплечий, с лицом загорелым, простым

Ехал рядом с красавицею Анжим?

Это был, друзья, не простой чабан —

Ханский зять, молодой красавец Хасан,

И столпившийся у городских ворот

С ликованием их встречал народ.

А в толпе и старуха-колдунья была —

У себя в конуре усидеть не могла,

Ближе всех сумела она пролезть,

Ведь была пронырлива, как игла.

Не терпелось своими глазами ей

Поглядеть на торжественный въезд гостей,

Поглядеть тайком, хоть одним глазком,

Да юркнуть куда-нибудь поскорей.

От волненья подпрыгивала она,

Тощим телом подрыгивала она,

И локтями толкая чьи-то бока,

Усмехалась, подмигивала она,

Дыбом космы седые ее поднялись,

И от злости кости ее тряслись,

II мелькали в мышиных ее глазах

Любопытство, наглость, насмешка, страх.

Вот въезжает Шарьяр на широкий двор,

Гордой радостью пламенеет взор,

Рядом с ним — и доблестная сестра,

И Хасан, и спасенная Гульшара.

А густая толпа запрудила дворы,

И гудит взволнованный пестрый люд,

Бубны звонкие бьют, и служанки поют

И под ноги коням расстилают ковры,

Воют трубы, и сыплются ливнем цветы,

Вьются флаги, воздетые на шесты,

И Шарьяр останавливает у дворца

Вороного могучего жеребца.

Улыбаясь, толпу оглядел с седла,

И карга, что шагах в десяти была,

Рот разинув, от ужаса обмерла.

Было так или нет, но почудилось ей,

Что батыр в упор на нее взглянул

И узнал, и насмешливо ей кивнул,

И злорадно, весело подмигнул.

Показалось со страху седой карге,

Что глаза его вспыхнули грозным огнем,

Что сейчас он кинет в нее копьем,

Что сейчас раздавит ее конем!

Содрогнулась колдунья, зубами скрипит,

А глаза так и вылезли из орбит,

Побелев, ошалев, заметалась она,

За ворота шмыгнуть попыталась она,

Но с утра толпившийся у ворот

За воровку принял ее народ,

«Эй, держи, держи!» — завопил народ.

«Эй, держи!.. Держи!..» Этот громкий крик

Прямо в печень старухе, как нож, проник,

И услышав топот бегущих ног,

Так и кинулась грешница наутек.

Мчится, выставив нос, будто хищный клюв,

По проулкам, задворкам бежит напрямик,

То по мусорным кучам, то через арык

Так и скачет, по-заячьи спину согнув.

Знает только одно: настигает беда,

Надо быстренько спрятаться, — но куда?

А иначе найдут да потащат на суд,

И уже ей мерещились плаха и кнут.

Становилось колдунье страшней и страшней,

И казалось: погоня слышней и слышней,

И боялась старуха назад взглянуть,

Хоть уже и не гнался никто за ней,—

Как от злой лихорадки, дрожала она,

И хрипя, без оглядки бежала она,

И казалось: все ближе и все грозней

За спиною — яростный храп коня,

Лай собак неистовых, свист ремня,

И копыта стучат, и гремит броня...

«Эй, держи!.. Держи!..» Будто сам Шарьяр

Скачет следом за нею, дыша горячо,

Руку вытянул — хочет схватить за плечо,

Саблю поднял — вот-вот нанесет удар...

Завизжала, метнулась в какой-то двор,

Во дворе громадная печь — тандыр,

И сверкнуло в мозгу: — Спасена, спасена!

Вот уж там-то меня не найдет батыр!..

Кошкой выгнулась, в топку пролезла она,

В закопченном тандыре исчезла она

Да как взвоет — почуяла лишь теперь,

Что горящими углями печь полна!

Билась, плакала — выбраться не смогла

И в мучительных корчах сгорела дотла,

И остались от этой зловредной карги

Только тухлая вонь, труха да зола.

И еще, чтоб закончить об этом речь:

Вскоре стали в тандыре лепешки печь,

И дивятся хозяйки — не могут понять,

Что за мерзостью стала печь вонять?

Хоть и сделано тесто из чистой муки,

Как полынь, получились лепешки горьки,

Сколько раз ни пекли — та же горечь опять,

Что поделать: пришлось эту печь сломать.

Рассказал о колдунье — и хватит о ней,

Не собрать ей горелых своих костей!

Возвратимся к дворцу, где встречают гостей.

Это видели все, это помнят все:

У дворца с коня Гульшара сошла,

И толпа восторженно замерла,

Изумляясь дивной ее красе,—

Молода и нежна, как сама весна,

По цветному ковру ступала она

Так легко, как ступает чуткая лань

По весенним свежим лугам в росе.

А навстречу — в томительной тишине —

Не спеша, тяжелой парчой шурша

И по-старчески тяжело дыша,

По ступеням спустился хан Дарапша,

И увидели все, как владыка стар,

До чего он дряхлым, согбенным стал

И как рядом с ним Гулынара стройна,

Молода, пленительна, хороша.

Содрогнулась толпа: перед юной женой