На колени владыка упал при всех,
«Ты простишь ли мне мой великий грех?» —
Горьким голосом он воззвал при всех,
И казалось, как тысячи струн, тишина
Задрожала, мучительно напряжена:
Что несчастному старцу ответит жена?
«Встань! — супругу молвила Гульшара,—
Встань, не мне судить, в чем вина твоя,
Ты — мой муж, я — как прежде, жена твоя,
И у нас обоих — один судья,
И пускай обитающий в небесах
Взвесит все на своих золотых весах,
А тебе скажу, повелитель мой:
Пожелаешь — останусь твоей женой,
А не хочешь признать — отошли домой!»
И владыка глаза к небесам возвел,
Не вставая с колен, молитву прочел,
И казалось: стал расцветать — расцвел
Обожженный молнией, дряхлый ствол.
Да, спасение хан в этот миг обрел,
Хоть урок и поистине был тяжел,
Ибо силы грешник в себе нашел
Обуздать свою гордость и произвол.
В тот же час по городу слух прошел,
Что видали на нем золотой ореол,—
Много лет старый хан был угрюм и зол,
Но явился незримый, святой посол,
И строптивость свою властелин поборол,
И небесный свет на него снизошел.
Время — жернов тяжелый, судьба — мукомол:
Сколько зла этот жернов уже размолол,
Сколько лжи, клеветы, как труху, отмел!
А когда поднялся с колен, наконец
Стал бодрей и моложе старый орел,
Стали радостней тысячи глаз и сердец,
Гул прошел, как от роя веселых пчел,
И при кликах ликующих во дворец
Старый хан молодую супругу отвел,
Приказал вельможам собраться в зал,
Пир великий устроить им приказал
И торжественно с Гульшарой взошел
На прадедовский золотой престол.
Час пришел за мерзости прошлых лет
Девяти злодейкам держать ответ!
Горький плач послышался, брань и стон —
На допрос повели девять ханских жен.
Властелина увидели в зале они,
Гульшару молодую узнали они,—
Белый свет помутился у них в глазах,
Как сухая листва, задрожали они.
Перед ханом грозным упав во прах,
О пощаде взмолились они в слезах,
И словами захлебываясь второпях,
Обо всем, обо всем рассказали они.
Рассказали, как сразу же, в первые дни,
Гульшару ненавидеть стали они,
Как боялись, что выгонят их со двора,
Если хану младенцев родит Гульшара,
Как решили с его молодой женой
Рассчитаться, покончить любой ценой,
Как старуху-колдунью смогли подкупить,
Чтоб соперницу юную погубить.
Рассказали, как прятались возле шатра,
Где рожала своих близнецов Гульшара,
Как в беспамятстве мать молодая была
И колдунья похитить детей смогла,
Как охрану и слуг усыпили они,
А младенцев в пруду утопили они,
Но сперва Гульшаре, чтобы всех обмануть,
Положили щенка и котенка на грудь.
Рассказали, как долго терзали ее,
Как с позором изгнать приказали ее
И считали, что кончено с ней навсегда
И что сгинули дети ее без следа,
А когда обнаружила этот обман
Молодая прислужница их Шируан,
Так избили ее, не жалея плетей,
Что забыла бедняжка про ханских детей.
Рассказали, как чудом дети спаслись —
Не погибли в пруду, а расти принялись,
Как пришлось на базаре нанять мясника,
Чтоб покончить с младенцами наверняка,
И как подлый мясник, возвратясь, сказал,
Что младенцев мертвых глодал шакал,
И как тайно ему был подсыпан яд,
Потому что лишь мертвые не говорят...
И рыдали в отчаянье девять ханум,
К небесам простирали руки в мольбе,
И в безумном раскаянье девять ханум
Рвали платья и волосы на себе,—
Да, страшны, велики прегрешенья их
И неслыханны преступленья их,
Но с тех пор миновало шестнадцать лет,
Неужели теперь им держать ответ,
Неужели к ним снисхожденья нет?
Полыхал возмущеньем хан Дарапша,
Жаждал страшного мщенья хан Дарапша,
Греховодниц пыткам предать решил,
За дела их с избытком воздать решил,
И готов был своею рукой Шарьяр
Нанести негодяйкам смертельный удар:
Девять хищниц скорей обезглавить хотел,
Девять грешниц в пекло отправить хотел,
Бросить псам хотел девять мерзких тел!
И напрасно молила за них Гульшара,
Потому что с детства была добра,
И несчастных соперниц пыталась спасти
От плетей, от пыток и топора,—
Непреклонен старый был властелин,
Непреклонен был и могучий сын,
И тогда, поднявшись, как меч, остра,
Запылав, как жгучий язык костра,
«Хватит крови, брат! — бросив гневный взгляд,
Молодому батыру сказала сестра.—
Ты поклялся быть справедливым, брат?
Так не будь горделивым, гневливым, брат,
Гнев и гордость — это злотворный яд,
Дашь им волю — разум тебе затмят.