— Безбожные ублюдки! — воскликнул Нибулус. — Клянусь, ещё секунда, и я кого-нибудь убил бы!
— Да, да, — запричитал Джоб, радостно ведя путешественников вверх по узкой грязной улочке, — строды есть ублюдки. Но здесь хорошо. Строды не беспокоить здесь. Не красть лошадь.
— Строды? — переспросил пеладан. — Ты имеешь в виду полгов?
— Нет, нет, строды... Мы! Люди болот. Полги не строды. Полги новые, с востока. Охотятся, добывают мясо, но плохие. Нас называть животными!
И в самом деле полги вели себя здесь весьма высокомерно, неспешно расхаживая и искоса поглядывая на оказавшихся поблизости людей и хогеров. Внешне они походили на хогеров — почти такого же роста и телосложения, у них даже корни были одни. Зато в остальном сильно отличались. Хогеры, достаточно культурные и цивилизованные, селились высоко в горах или на склонах и редко уходили от дома дальше чем на пару миль. Полги же, варвары-кочевники, бродили по обширным восточным равнинам, охотясь на стада. Эта раса считалась самой выносливой и быстроногой во всём Линдормине, потому что охотились они только пешими. Некоторые их вожди порой ездили верхом на оленях, а самые сильные предводители умели управляться с неукротимыми сэйламскими лошадьми, но всё же не в их правилах было ездить верхом.
Повсюду полги таскали с собой на привязи рабов — человекоподобных боггартов, вырождающуюся расу. На выходе с моста было установлено несколько небольших топчаков, в которых терпеливо и безропотно наворачивали круги боггарты; на прикреплённых к топчакам вертелах поджаривалась дичь, которую продавали полги.
Финвольд на миг остановился, с жалостью рассматривая работяг.
— Мне часто кажется, что они знают нечто, нам недоступное, — сказал жрец Нибулусу. — Иначе к чему терпеть всю ту грязную работу, которую мы на них сваливаем?
Встречая по пути полгов, Болдх отвечал им таким же надменным взглядом. Странник вспомнил лекасерских охотников из горных лесов Ринсейка, что на востоке. Они частенько спускались вниз, чтобы обменять мясо и шкуры на железные наконечники стрел и фермерский урожай, и, полуобнажённые, гордо вышагивали по улицам, словно были хозяевами этих мест. Поселенцы ненавидели полгов, называя за глаза животными, хотя на лекасерском наречии, как выяснил Болдх, слова «поселенцы» и «скот» звучали одинаково. С полгами всегда так: мало кто мог их вытерпеть долгое время. Но в таком разношёрстном городе, как Мист-Хэкель, быстро изгнать их не удалось бы, и потому те вели себя как хотели.
Повинуясь импульсу, Болдх решил поближе «познакомиться» с местными полгами. Со всей силы пнув одного, странник тотчас развернулся лицом к разозлившимся полгам, приподняв боевой топор. Он угрожающе надвинулся на кочевников, глядя сверху вниз, и ухмыльнулся, когда те резко отшатнулись.
Джоб Зола вёл путников всё выше по узеньким улицам старого города. Здесь земля была суше, воздух чище, а дома, в отличие от виденных ранее, побольше размерами.
— Не понимаю, почему те люди внизу живут в грязи и шуме, — заметил Эппа, — когда наверху гораздо приятней.
— Возможно, они предпочитают быть поближе к своей работе, — предположил Нибулус.
Но Болдх знал, в чём причина: старый город стал обителью ремесленников, преимущественно хогеров. Расовое разделение в Мист-Хэксле было явным, и хотя все мирно сосуществовали друг с другом, людям всё же достался самый плохой, «болотистый» кусок пирога.
Вскоре путешественники добрались до храма и замерли в немом благоговении перед высокими причудливыми стенами с бойницами. Здесь, среди Дождевых равнин, храм смотрелся неуместно. Глиняные стены, окрашенные красными лучами заходящего солнца, ещё излучали тепло.
Джоб пригласил следовать за ним через ворота в западной храмовой стене. От самих ворот уже ничего не осталось, только высокая арка прохода да старые ржавые петли.
Весь внутренний двор был занят мастерами-хогерами. Вдоль стен выстроились крытые галереи, занятые самыми разными ремесленниками, здесь же продающими плоды своего труда. Скорняки, бондари, портные... путники даже заметили одного оружейника. У северной стены когда-то был алтарь, и на его поверхности до сих пор виднелся огромный барельеф с языками пламени. Со временем камни выщербились и почернели от сажи; теперь это место принадлежало городу и стало вотчиной единственного городского кузнеца.
Приглядевшись, путники заметили, что кузнец ростом футов восьми — должно быть, тасс.
— Наверное, в этом городе собралось по меньшей мере по одному представителю каждой расы, населяющей Северные Земли, — высказал свое мнение пеладан. — Только удивляюсь, как они до сих пор не перегрызли друг другу глотки.
— Ублюдки и калеки! — фыркнул Паулус. — Отбросы. Давайте купим необходимое, заберём, что сможем, и уйдём отсюда. Пусть и дальше загнивают в вонючей нищете.
Не обращая внимание на ненависть и недоверие наховианца, путники позволили увести себя в большую комнату, которая находилась прямо за внутренним двором храма. Там лежали сухие, набитые соломой тюфяки, стояли длинный стол, несколько стульев и амфоры по углам, наполненные сравнительно чистой водой. Из трёх больших окон открывался замечательный вид на город, да и места оказалось достаточно, чтобы всем разместиться.
— Джоб Зола, — обратился Нибулус к суетящемуся мальчонке. — Твоя семья снимает эту комнату?
Мальчишка посмотрел на него и непонимающе улыбнулся.
— Твои. Папа. Мама. Здесь?
Джоб улыбнулся.
— Хозяева теперь строды. Папа, мама мёртвый.
— А-а, понятно.
Устроившись поудобнее в своей новой спальне, мужчины отдыхали после тяжёлых испытаний на болоте. Сейчас, спокойно развалившись на тюфяках в ожидании еды, которую готовил для них Джоб, отмывшиеся путешественники с трудом верили, что ещё сегодня они были узниками Ним Кэдог и готовились стать пищей для эфенка.
В нижней, «деревянной» части города и особенно на крытом мосту, шум, суета и духота после долгого пребывания в пустоши едва не свели путников с ума. Здесь же, наверху, за толстыми стенами храма и накрепко запертой прочной дверью, они наконец смогли расслабиться, чего не позволяли себе с самого Вида-Эскеленда.
За исключением мальчика, единственными местными жителями оказались крысы, по-видимому, забежавшие посмотреть на чужаков, о которых успели прознать. К удивлению эскельцев, они были весьма приветливы. В Нордвозе крысы не выходили к людям, боясь подхватить от них какую-нибудь болезнь, здесь же люди и грызуны прекрасно ладили друг с другом.
Приглушённые звуки, издаваемые работающими во дворе мастеровыми, ещё более далёкий шум нижнего города и ласкающее слух шипение готовящейся пищи вновь вселили в каждого из путников чувство покоя и благополучия.
Мужчины не знали названий и половины купленных ими на рынке продуктов, но стол явно обещал быть разнообразным. Когда Джоб наконец всё приготовил, то с гордостью огласил список поданных блюд. Хотя они могли неправильно понять мальчика, по его словам, путешественникам предстояло насладиться головами бекасов в голубых водорослях и освежёванной мышью в панировке из разноцветных бобов; собачьими лапами, маринованными в лекарственной траве риверхог, щупальцами... кого-то, обжаренными пауками и — это понравилось Болдху больше всего — хорьками, поданными как лягушачьи лапки.
На самом деле Джоб сказал гораздо больше, просто остального было не понять. Эскельским он владел плохо и там, где не находил нужного слова, заменял его родным. Язык мист-хэкельцев был очень своеобразным и приспособленным исключительно для нужд его жителей. Например, у них не было одного общего слова «жаба», зато нашлось восемьдесят названий для её разновидностей; множество обозначений различной грязи; не было слова «рыбачить», зато нашлось «ловить сетью», «глушить рыбу», «ловить ночью» и так далее.
Неимоверное количество слов обозначало шатание без дела.