Вдруг Ингвар услышал, что его потаенная мелодия играется и снаружи. Он перестал петь ее внутри, но мелодия не перестала слышаться, а даже наоборот – становилась с каждой секундой все громче и громче. Она не просто пелась, а громогласно трубилась. Все подмастерья кинулись к тусклым, маленьким окнам мастерской и увидели, что по улице идут двенадцать статных трубачей и барабанщиков. Они пели эту песню, а позади них тихо шагали белые кони, тащившие за собой большую кибитку. Оттуда выглядывало еще несколько радостных лиц.
– Эй, жители Серого Города, идите поскорей на городскую площадь! Там сегодня будет дано представление. Спешите увидеть. Спешите прозреть! – кричал кто-то из кибитки.
Прохожие оглядывались на столь необычное шествие и провожали его удивленными взглядами. Они не привыкли к таким речам и не любили, когда что-то нарушало их привычный покой. Но процессия с трубачами, словно не замечая эти недовольные взгляды, продолжала идти по улицам и звать всех на представление.
Сердце Ингвара сильно забилось. Его так и тянуло туда. Якоба нигде не было. Ингвар тихонько открыл массивную дверь и вышел из мастерской. Он вдохнул весенний воздух, выпрямился, и ему показалось, что он вырос. Здесь не надо было сутулиться и пригибаться, вдыхая едкий запах клея. Ингвар смело пошел вслед за трубадурами. Но только он сделал несколько шагов, как из открытого окна верхнего этажа послышался пронзительный крик: «Верните его скорей, верните! Он не должен идти туда! Это для всех нас опасно!» Это кричала жена Якоба. Ее черные волосы разлетелись, а миловидное лицо исказила ярость.
– Что ты так беспокоишься? – пытался урезонить ее сапожник. – Не стоит волноваться из-за какого-то глупого подмастерья. Пошляется, пошляется, а потом все равно придет. Ему ведь некуда идти. Ну, а когда появится, я устрою ему такое представление, что век помнить будет. Пусть только появится! – и сапожник грозно показал Ингвару свой увесистый кулак.
– Нельзя ему туда, нельзя! – все не успокаивалась жена. – Остановите его! Остановите!
Сапожник никак не мог понять, что так рассердило его красавицу-жену. Он не узнавал ее. Никогда еще она так себя не вела.
– Ну, я тебе покажу, мальчишка! – еще раз крикнул Якоб и крепко закрыл ставни. Он не желал поступаться своими принципами. Тем более не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его жену в таком странном состоянии. Якоб боялся за свой авторитет и опасался сплетен. Он оттащил разбушевавшуюся жену от окна. «Что случилось с ней?» – недоумевал Якоб и решил покруче разобраться с провинившимся подмастерьем.
Как мы говорили, Якоб не любил музыкантов, которые громко трубили в свои трубы и тревожно барабанили. К тому же, их кукольные представления всегда высмеивали таких как он, а Якоб ревниво охранял свое имя и никому не позволял подшучивать над ним. Сапожник не был в этом одинок, так думали и поступали почти все состоятельные жители Серого Города. Многие массивные двери и окна закрывались перед шествием трубадуров, и лишь любопытные зеваки бежали за ними по узкой улочке. Правда, в маленькие окна высовывались озорные лица детей, но заботливые родители тут же стаскивали своих чад с подоконников. Неизвестно почему, жители верили, что трубадуры, как всякие бродячие музыканты, обольщают народ, особенно неразумных детей, и ничему хорошему научить не могут. К тому же, их музыка и песни были им непонятны, а все новое и непонятное, что не поддавалось стандартному разумению добропорядочного горожанина, пугало и настораживало. Много раз городские власти пытались воспрепятствовать появлению в городе этих бродяг, но те, несмотря на угрозы и увещевания, все равно внезапно появлялись, нарушая порядок и покой жителей. Вот и сейчас открытые и радостные лица трубадуров встречали озлобленные, угрюмые и надменные взгляды горожан. Зачем здесь появляются эти незваные гости, никто не знал. Может, не знали и сами трубадуры, но что-то неизвестное тянуло их в сырые и серые города с напыщенными и невежественными людьми. Они пели, показывали представления, но их мало кто хотел слышать и видеть, а тем более понимать. Они везде встречали противостояние, однако не отчаивались, а всегда задорно улыбались в ответ. Видно, они знали какой-то секрет, который не известен был обычным добропорядочным горожанам.
Услышав гневные крики своего хозяина и его жены, Ингвар вздрогнул и остановился. Он боялся и не хотел возвращаться назад, тем более что трубадуры все дальше уходили от дома сапожника.