Теперь можно подвести итоги. Главным в его жизни был Суздаль. Благодарные жители города назвали одну из улиц его именем. Возможно, когда-нибудь на площади будет установлен ему памятник. А сейчас лучшим для него памятником является его детище — весь «украсно украшенный» архитектурный ансамбль города-музея.
Много энтузиастов восстанавливало древнюю красу и славу царства славного Гвидона. Но он был зачинатель, и среди них самый неуемный, самый настойчивый, самый пламенный.
И пусть все, кто приезжает в Суздаль со всех концов нашей великой страны и из-за границы, помнят имя Алексея Дмитриевича Варганова…
Умер Владимир Мономах в 1125 году. Киевский стол занял старший его сын, Мстислав. Был он храбр и правил твердой рукой. Остальные князья почитали и боялись его. Затаив вражду, они до поры до времени смирно сидели по своим городам. Но через семь лет Мстислав умер, и тотчас вспомнились старые обиды. Пошли дружины Ольговичей — сыновей Олега Гориславича Черниговского — на дружины сыновей Мономаха. Победа досталась Мономаховичам. И поднялась с той поры жестокая и упорная борьба за города и за земли внутри Мономахова племени: младшие дядья воевали против племянников — сыновей Мстислава, а Ольговичи держали сторону то тех, то других.
Много стало князей на Руси. И каждый из них хотел большего почета, домогался лучших земель. Не держали они в сердцах бережения к тому городу, с коим на короткий срок связывала их судьба. Не было у них заботы о своих временных подвластных, и одна таилась дума: как бы забрать со смердов, холопей, посадских что ни на есть больше для себя и для своей дружины и челяди.
Еще лютее и беспощаднее, чем их отцы и деды, боролись они меж собой за Киевский великокняжеский стол и за другие города. Порой мирились, собирались на съезды, пировали в шатрах и в гридницах друг с другом; браками сыновей и дочерей скрепляли союзы, но через год-другой изменяли дружбе, бросались в новые битвы, убивали своих родичей, сажали их в темницы, ослепляли, отравляли. А иные князья посылали гонцов в степи бескрайние, звали на помощь половецкие орды.
Набегали дикие кочевники и без зова князей; тысячи женщин и детей угоняли они в плен, жгли города и веси.
От этих кровавых усобиц много терпел простой народ — хлебопашцы, городские ремесленники и купцы. Не всегда терпел, случалось, и за оружие брался.
Но неохотно и кратко поминают летописи о восстаниях народных то в одном городе, то в другом. В теремах княжеских и боярских, в монастырских кельях составлялись летописи; прославляли они князей, их подвиги и деяния, а о страшной доле смердов молчали пергаментные листы.
И один лишь создатель бессмертного «Слова о полку Игореве» сказал правду о горе и о гневе простого народа и о любви народной к своей отчизне.
Покидали мирные жители князей, снимались с земель дедов и прадедов — с Киевщины, с Переяславля-Южного, с Волыни, с Черниговщины. Целыми семьями и родами плыли они вверх по Днепру, перетаскивали через волоки свои ладьи в Москву-реку да в Оку. А у кого не было ничего за душой, тот шел пеший сквозь дремучие леса Брынские теми дорогами прямоезжими, по каким, бывало, хаживал крестьянский сын — славный богатырь древних былин Илья Муромец.
Путь переселенцев лежал в дальние края залесские на Оку, на Клязьму с ее притоками, к Ростову, до самой Волги. Там, по слухам, жилось покойнее и вольготнее. Ехали купцы, ограбленные князьями, ехали дружинники из побитых дружин, ехали обиженные бояре, а больше всего шло пешком простого люду.
Шли кузнецы-ковали, плотники-древоделы, каменщики-камнесечцы, гончары, оружейники. Каждый из них брал с собой орудия своего труда. А простые хлебопашцы прятали в котомках сошники железные да серпы зазубренные, а конные дружинники держали у поясов мечи да копья.
И сберегали переселенцы в сердцах своих горькую тоску по разоренной, покинутой родине, память о родных краях. Называли они прежними, милыми душе именами те реки, города и веси, где копали новые землянки, рубили новые избы, где запахивали раскорчеванные нивы.
Так встали на Суздальской земле города — Переславль-Залесский, Звенигород, Галич, Стародуб, Коснятин, возникли многие селения. И реки тоже получили киевские прозвания: Лыбедь, Трýбеж, Почайна, Ирпéнь и многие другие.