Выбрать главу

Видели унхи, как на другом берегу стоят, упёршись в небо, дымные столбы, и дивились этому. Настоящему охотнику дым — первый враг. Его и видно издалека, да и зверь его за версту чует. Непонятно унхам.

Решили они спросить у Гора-Рыбы про дым этот. Но ничего Рыба им не ответила. Тёмной ночью, тихо подплыла она к восточному берегу вплотную, да и услышала разговор двух людей, которые при лучине из сетей улов доставали. Речь их Рыбе показалась непонятной поначалу, совсем на унхскую непохожей. Но не зря она столько веков тайные знания питала, чтобы человечьи слова и мысли не различить.

Говорит первый: «Слыхал, Егорка, что дикари на том берегу Большой Рыбе молятся? Вроде как живёт она в этом озере. То островом притворится. То отмелью…»

Смеётся другой: «Ты, Антип, нашему Господу молись да кайся, как люди. А дикари, они на то и дикари, чтобы рыбам да зверям молиться, а не Отцу нашему всемогущему!»

Вдруг заметили они, как лучина вспыхнула вдесятеро против обыкновенного. Светло и жарко стало. Глянули рыбаки перед собой, а там где озеро было — остров стоит. Да не просто остров, а рыбина огромная, лесом по хребту поросшая. Стоит, молчит и круглым золотым глазом на них пялится. Упали с перепугу рыбаки в воду, крестятся, силы небесные на помощь зовут. Только помощи-то и не надо — Гора-Рыба ничего плохого им не хочет.

А дальше и вовсе диво случилось — открыла Рыба рот и спрашивает: «Зачем, вы люди, дым в небо пускаете?». — «Как же без дыму, — заикается Антип. — Мы уголь прижигаем для невьянского заводу. А уголь без дыму не получается». — «А уголь заводу зачем?» — интересуется Рыба. «Дык, матушка, без угля никак железо не выплавить». — «А железо куда нужно?», — не отстаёт Рыба. «Железо-то оно всюду нужно. Им и крыши в Петербурхе стелют, и пушки из него делают». — «А пушки для чего?». — «Как же это, для чего? Для войны. Чтобы врагов убивать!», — отвечает Антип. А Егорка всё крестится да причитает: «Свят-свят! Отпусти нас, чудище, к детям, Пожалей нас! Оставь живыми!».

Только тут ветер дунул — лучина погасла. А когда запалили снова, никакого острова и в помине не было. Вода тихая, а в сетях рыбы видимо-невидимо.

Еле дотащили Егорка с Антипом улов свой до избы, глянули друг на дружку, глаза круглые от страху, а волосы все белые, будто мукой посыпаны. Так и прозвали их с тех пор: Егорка-Белый да Антип-Седой.

А Гора-Рыба тем временем в деревне унхов объявилась и просит к себе вожака — Кали-Оа. Привели его и двух белых собак с ним. Совсем старые все трое стали. «Помнишь, ты говорил мне, что я четырежды пожалею, что людей сюда призвала?», — спрашивает Рыба. Морщит лоб старик, а вспомнить не может. «Сегодня я впервые пожалела об этом. Может, ты уже и не помнишь, а я никогда не забуду». Сказала она так, и уплыла. А старик долго стоял на берегу и у ног его лежали две белые собаки.

Сказание о Панкратии Таватуйском и рыбьих камнях

Однажды в ворота к Антипу Седому, тому самому, что от рыбы-острова живым спасся, постучали громко. Антип чужаков не боялся, но и незваным гостям рад не был.

«Кто таков?», — спрашивает Антип. «Открывай! — говорят. — Урядник из Невьянского заводу спрос до тебя имеет!».

Как тут не открыть? Урядник — какая-никакая, а власть. Открыл Антип. Так и есть-урядник при мундире, а за спиной дюжина солдат со штыками. «Чего надобно?» — вопрошает Антип строго. «Тут, — говорит урядник, — могут государственные злодеи объявиться. Раскольники, что с Новогороду бежали». «Что за раскольники такие?» — удивляется Антип. «А те, что никонову реформу не приняли и двумя перстами на себя крест кладут. Баламутят они народ. Тех, кто не хочет новый устав признавать, теперь по всей Россеи ловят, мучают да огнём жгут. Если увидишь чужаков, сразу дай знать, а уж мы с ними сами разберёмся. Может, и деньгами тебя за донос наградим».

Ушёл урядник и солдаты его ушли.

А того же дня вечером опять стук. «Кого это черти носят?», — ворчит Антип. А на пороге мужик стоит бородатый. «Ты чей будешь-то?» — спрашивает Антип. «Я Фёдоров Панкратий. — Отвечает мужик. — А со мною десять семей голодных да долгой дорогой измученных. Пусти нас на двор переночевать, добрый человек».