Бояре новгородские с каждым годом все богатели, все больше доставалось им земель, а земли те были населены крестьянами, попадали крестьяне под ярмо боярское. Каждый боярский род занимал в Новгороде под усадьбу, под жилье, под разные службы обширный надел; жили дед с бабкой, их сыновья с внуками, со многими холопами на одном обширном дворе, с садом и огородом.
В 1418 году произошло открытое восстание простых людей новгородских против бояр. Одного боярина сбросили с моста в Волхов, и он едва спасся. «Сташа чернь с одной стороны (Волхова), а с другую — бояре».
Большой урон терпел Новгород от многих смут. А Москве те смуты были только на руку.
Тверское и рязанское княжества оставались самостоятельными, но были столь слабы, что не решались враждовать с Москвой…
Тем временем в Москве возводились новые боярские терема, на посадах строились новые деревянные храмы, а в Кремле было возведено еще два белокаменных собора — Благовещенский и Рождественский. Теперь, вместе с прежними, их стало шесть.
Мысленно можно себе представить, какой была тогда Москва. Нет, не так уж она разрослась, была много меньше, чем двести лет спустя. Широкая Москва-река текла, извиваясь. Селились теперь не только в Кремле и в Великом посаде, но и вдоль главных дорог, и в Занеглименье, и в Заяузье; перекинулось жилье и на правый берег Москвы-реки. За зелеными лугами, по холмам, на посадах, вдоль узких извилистых улиц, окруженные пышными садами, стояли узорчатые терема боярские, деревянные храмы поднимали свои покрытые осиновыми лемешками главки; издали казались те главки серебряными, словно рыбья чешуя. По слободам Кузнечной, Гончарной, Кожевенной и прочим теснились избы ремесленников, по оврагам и окраинам ютились лачуги и землянки бедного люда.
А на самом высоком холме, при впадении речки Неглинной в Москву-реку, высился прекрасный белокаменный Кремль. Белые стены и белые башни сверкали на солнце. «Замышлением» великого князя Василия Дмитриевича в 1404 году поставлены были в Москве мастером Лазарем Сербиным — выходцем из Сербии — на княжеском кремлевском дворе первые на Руси часы. «На всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и разсчитывая часы нощные и дневные. Не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно, некако створено есть человеческой хитростью, преизмечтано и преухищрено».
Приближаясь к московским заставам, приезжие люди начинали любоваться Кремлем. А москвичи любили свой город крепко и гордились его славой, что растекалась по всей Руси и по многим иноземным царствам…
Из пяти кремлевских ворот по городским улицам расходились дороги в разные стороны. На запад шла дорога на Можайск, Вязьму, Смоленск, и далее в Литву, и еще далее. На северо-запад шла дорога на Тверь и на Новгород. Построились вдоль нее дома, и та улица стала называться Тверской. На север шла дорога на Дмитров, новая улица стала называться Дмитровкой; шла дорога на восток — на Владимир и на Нижний Новгород, от нее ответвлялась дорога на юго-восток, на Рязань и далее, в степи, до самой Орды; еще шла дорога через Москву бродом, называемым Крымским, на юг в Серпухов, снова бродом через Оку и далее, сквозь Дикое поле в Крым.
И еще дорога была по Москве-реке и по ее притокам. Снизу, с Оки, через город Коломну, и сверху по течению, из городов Звенигорода, Можайска, Рузы и Вереи, со многих сел москворецких приплывали в Москву на челноках, на ладьях, на стругах.
И был волок с речки Яузы в верховья реки Клязьмы, там, где ныне стоит город Мытищи, а тогда было древнее село с тем же названием. Мыт — значит «подорожная пошлина».
И ехали или плыли из стольного града Москвы по тем дорогам купцы со своими товарами, с изделиями рук ремесленников, отправлялись по тем дорогам бояре в свои вотчины, и шли пешком богомольцы, а кое-когда пробирались по ночам беглые боярские или купецкие холопы.
И по тем же дорогам в Москву доставляли из боярских усадеб крестьянский оброк, с ближних и дальних деревень гнали скот, везли жито и овощи. Зерно — рожь и ячмень — размалывалось на многих водяных мельницах, стоявших на Неглинной и на Яузе. Принадлежали те мельницы отдельным богатым людям. Даже великокняжеский дядя Владимир Андреевич владел такой мельницей. Бедняки мололи зерно на домашних жерновах.