Взвыл мотор, черная лодка развернулась и покатилась к Чигиру. На гальку выплеснула волна, вторая. В лицо мягко толкнул порыв влажного холодного ветра.
Солнце за спиной уже нырнуло за лес, а она и не заметила.
--
Кончилось лето, начался учебный год. Вернулся от родственников муж Велке, худощавый, носатый, длинный очкарик Михаэль Ренич. Два десятка подростков уехали в Нижнесольский интернат, и Ерка с ними. Ирена перенесла пожитки в комнату при библиотеке. Здесь возле печки, уже приведенной в порядок, стоял такой же топчан, как и у Хелены, и на нем, уютно свернувшись на Иренином спальнике, сладко посапывал пестрый кошачий подросток по имени Кош. Коша принес Ерка перед отъездом в школу.
Погода испортилась, с озера непрерывно дуло, местные не обращали на ветер внимания. Начинался осенний лов — шельпа шла нереститься в верховья Соленги. Мужское население Тауркана целыми днями рыбачило. Возвращались мокрые, довольные, на сапогах чешуя. В каждом дворе потрошили добычу. Жарили, варили, сушили, коптили, солили. Собаки и кошки блаженствовали, дремали в будках и в тихих закутках, сытые сверх всякой меры. Над поселком плыл запах ухи и дыма, поднимаясь к набухшему дождем небу — серому, низкому, тяжелому.
Библиотека пустовала. Взрослым было не до книг, дети забегали изредка после школы и спешили по домам — помогать матерям. Ирена возилась с недоразобранными фондами, потихоньку переплетала рассыпающиеся тома, настроение было сонное и унылое. И с каждым днем сильнее мерещилось в воздухе что-то нехорошее, будто дышать становилось все тяжелее и тяжелее.
Наконец настал день, плохой с самого утра. Ни вчера, ни позавчера книгами вовсе никто не интересовался, и сегодня, похоже, не придут. Она бы и совсем не выходила из дома, но деваться некуда: надо было сбегать за водой, вскипятить чайник, накормить Коша, подмести, кое-что постирать, а потом отпереть библиотеку и ждать — вдруг кто заглянет.
Крутилась по хозяйству, хлопотала по мелочи. Около одиннадцати вышла на крыльцо вытряхнуть половик. Ветер дернул за волосы, рванул из рук полосатую тряпицу — чуть не выпустила, — шлепнул по лицу, засунул за пазуху холодную лапу. По серой воде озера ныряли, появляясь и исчезая, пенные гребни. Над Шаман-камнем висело нечто круглое и темное, издали напоминающее голову демона, и даже огненные волосы были, летели по ветру. Рыбачьи лодки неслись к берегу, тыкались в гальку, люди выскакивали, вытаскивали поспешно суденышки из воды и бежали к домам, размахивая руками, и еще прежде, чем Ирена разглядела, что впереди всех бежит Саукан, она услышала его крик:
— Ноа! Ноа!
Со стороны дома старухи Маканты бухнуло охотничье ружье. Раз, другой.
Поселок охватила лихорадочная суета. Загоняли во дворы детей и коз, затворяли калитки, гремя засовами, хозяйки сдергивали с веревок белье. Собаки подняли лай.
Во двор библиотеки залетела ворона, покосилась на стайку воробьев, тревожно вопивших из-за наличника, и пешком неторопливо направилась под крыльцо.
По деревянной мостовой снаружи, по частоколу забора, по траве у крыльца, по бревенчатой стене, по крыше резкими ударами забарабанил дождь. Озеро потемнело, очертания Чигира почти потерялись на фоне черно-сизой воды и черно-фиолетового неба, но все так же бились по ветру огненные пряди демоновых волос над шаманским островом.
Ирена вернулась в дом и закрыла за собой дверь.
Кош не спал, сидел в сторожкой позе, нацелив уши на дверь. Увидел хозяйку и заметно успокоился. Вроде бы даже вздохнул с облегчением.
Ветер гудел снаружи, громыхал чем-то железным во дворе, плевался водой в оконное стекло. Где-то в лесу гнулись и стонали деревья, озеро билось в ярости, мелкий хлам взлетал с земли, поднятый воздушным потоком, и шлепался обратно, прибитый крупными тяжелыми каплями.
Ирена уткнулась в стекло носом, пытаясь разглядеть среди мокрого буйства хоть что-нибудь. Всматривалась в мутную темень, щурилась, потом увидела и не поверила глазам.
Над забором поднималась ввысь прозрачная стена, слабо светилась синим, и по внешней ее стороне стекали вниз грязные серые струи.
Дождь все лупил и лупил по крыше, постепенно становясь чаще и мельче, ветер унимался, а синяя стена медленно угасала и наконец потухла совсем — и исчезла. И на душе стало легко и чисто. Кош зевнул, потянулся и улегся, уютно свернувшись калачиком, подогнув к мордочке смешной тощий крапчатый хвост.
Посидела еще немного у окна, потом вздохнула и отправилась все-таки отпирать библиотеку, хоть и с опозданием на четыре часа.
И конечно же, никто так и не пришел.
--
В семь вечера небо прояснилось, светилось желто-красным над лесом, а над озером уже высыпали первые звезды. Ирена вышла во двор, втянула свежий влажный воздух — и вдруг ощутила беспокойство. Что-то было очень не так — но иначе, чем утром, до ноа. Не бесформенная тревога, разлитая повсюду, а конкретная человеческая беда. Остановилась, попробовала думать трезво. Не думалось. А, пусть мне это мерещится, но я все-таки схожу проведаю Хелену.
И как только она мысленно произнесла имя Хелены, тревога сконцентрировалась окончательно, и Ирена подхватилась, побежала, ругая себя по дороге: ну что я несусь на ночь глядя, человек сидит, вечерний чай пьет, а тут я с выпученными глазами, примерешилось мне, видите ли…
Оказалось, однако, что не примерещилось. Во дворе бранилась недоенная коза, в окнах было темно, а голос, отозвавшийся на стук, был еле слышен. Хозяйка лежала на кровати, дышала с тяжелым хрипом и свистом, и лицо горело лихорадочным румянцем. Ирена заметалась по дому, не зная, за что хвататься.
— Ланеге… зови Ланеге… — пробормотала Хелена и зашлась скрежещущим кашлем.
— Кого? — растерялась девушка.
— Шамана, — и снова кашель.
Доски прогибались под ногами, скрипели, норовили вывернуться или защемить пятку. Галька на берегу взвизгивала и скользила. Лодка — первая попавшаяся, неизвестно чья, пропахшая рыбой, — была неимоверно тяжелой и упиралась, не хотела сползать в воду, но Ирена была упрямей. Оттолкнулась от берега подальше, с пятой попытки завела мотор. Сто раз видела, как это делают другие, но самой до сих пор не приходилось, и надо же, вышло… Пустая лодка неслась по черному озеру, высоко задрав нос. Уже почти совсем стемнело, Чигир выделялся на фоне неба неясным силуэтом. Потом между деревьев на острове замелькал свет, стало легче, и все равно Ирена причалила неудачно, хорошо, не поломала мотор о прибрежные валуны. Выпрыгнула через борт прямо в воду, придавила камнем чалку и побежала вверх по склону на желтый огонь. Несколько раз упала, ободрала ладони и перемазалась. Наконец выскочила на поляну. Светилось окно бревенчатого дома, совершенно такого же, как в поселке, но чем-то непривычного и странного.
Взбежала на крыльцо, забарабанила в дверь и вдруг поняла, что не так.
Забора не было.
--
Распахнулась дверь, и наружу выплеснулись свет и звук. На пороге стоял высокий парень в джинсах и тонком свитере, а из-за его спины гремел тяжелый рок сорокалетней давности. Бухали ударные, электрогитара то мчалась безудержно, то замирала на тягучей ноте, вибрировал бас, и сиплый голос взлетал, рвался и падал, невероятный и невозможный здесь, посреди дикого озера.
Хозяин сделал шаг назад, и стало видно лицо. Молодое, скуластое, узкое. Темные глаза. Волосы длинные, стянуты в хвост. В одной руке небрежно зажатая между пальцами дымящаяся сигарета, в другой пульт дистанционного управления. Нажал кнопку, и музыка оборвалась. Стал слышен плеск воды и шелест ветвей.
— Так и думал, что это ты, — сказал парень, не поздоровавшись. — Если не боишься, заходи. Я сейчас.
Ирена осторожно переступила порог.
Печка, стол, на столе чайник, глиняная кружка, пепельница и пачка сигарет. Рукомойник и под ним пластиковый таз. Стеллажик — банки с крупой, три разномастных тарелки и пара кастрюль, внизу деревянный посылочный ящик, накрытый полотенцем. На полке у окна плеер и две маленьких колонки. Голая лампочка под потолком. Откуда у него электричество? Остров отрезан от суши… За фанерной перегородкой звяканье и постукивание, уже слышанное однажды. Переодевается.