Сидя на садовой изгороди, Иво обводил взглядом голые фруктовые деревья и пожелтевшую траву.
— Не могу вас понять, — внезапно сказал Пьер.
— Почему?
— У вас награда за храбрость. Вы — немец. А мы здесь сидим будто войны нет.
— Я — хорват. А с этой наградой… просто случайность. Я не мог по-другому.
Он предложил Пьеру еще одну сигарету. Некоторое время они, молча, курили. Иво думал, что ему через пару дней снова на фронт, туда, где война, и хорошо тем, кто остается. Потом он спросил Пьера, не придет ли он в обед: будет маленькое торжество.
— У вас дома?
— Да.
— Простите, но вы очень наивны.
Иво бросил на землю окурок и растоптал огонь каблуком.
— Наверное, — сказал он. — А почему?
— Вам не следует громко говорить то, что вы говорите. Что вы — хорват. И вы не должны так долго разговаривать со мной, тут, на виду. Еще нужно дать мне какую-нибудь работу, чтобы у вас не было неприятностей.
Иво спросил, чем бы ему хотелось заняться.
— Все равно, — сказал Пьер.
Сошлись на том, что Пьер очистит сад от палой листвы и подрежет кусты с краю у изгороди. Повозившись в саду, они вдвоем отправились помыться к колодцу, потом зашли в парадную комнату, из которой успели убрать всю лишнюю мебель, чтобы хватило места для длинного стола. Собралось несколько друзей и родственников, заглянул и ортсгруппенляйтер поприветствовать Иво и расспросить о наступлении. Потом пришла старшая дочь соседа справа, все чуть подсмеивались над ней и Иво. Говорили, что он теперь вроде снова вольная птица, с цыганщиной наконец-то, слава Богу, покончили, но такому как он парню, пожалуй, и нужно было перебеситься, никто не против. Иво выпил немного лишнего, как всегда, когда заговаривали о войне, и рассказал, как брали один город, который прежде обстреливали много часов подряд, и как убегали из этого города люди: женщины, дети и старики. И как его камрат рядом рухнул мертвый. Выстрелили из чердачного окна дома, на нем висел белый флаг. Убитый был хорошим товарищем, настоящим другом, Иво захватил чердачного стрелка. Стрелял очень пожилой мужчина. По дороге к месту, где его временно заперли, он, не переставая, твердил, что ни о чем не жалеет, только досадно, что попал лишь в одного, а смерть — когда больше ни разу не будет никакого утра — хорошая штука.
Ортсгруппенляйтер выпил за здоровье Иво и объявил, что война скоро закончится, победят самое позднее через год. Франция повержена, Англия долго не продержится, Россия — созревший плод, она только и ждет, чтобы ее освободили от большевиков. Это стало возможным благодаря таким парням, как Иво, фюрер наверняка гордится ими. А Иво вспоминал, как он напивался, чтобы все выдержать: войну, беженцев, мертвых, и как он лежал без сна ночами — думал о Сильве, и, безразлично пьяный он был или трезвый, после каждой ночи утро наступало ясное и неумолимое, не оставлявшее времени для размышлений, и жалко было того очень пожилого мужчину, у которого убили всю семью, — и ничего тут не поделаешь, ничего, вообще ничего. Он таких стрелков и в дальнейшем будет хватать, пока самого его не прихлопнут.
В кухне, у печи, сидел Пьер, посматривал через открытую дверь в парадную комнату и прислушивался к разговорам; выпивка у него была. Однако ортсгруппенляйтер Пьера заметил и осведомился, что он тут делает.
— Он нужен мне, — сказал Иво. — Потом я сам отведу его обратно.
Ортсгруппенфюрер скривился, но, поскольку только что сам утверждал, что фюрер гордится Иво, пришлось промолчать.
Почти сразу после обеда Иво снова пошел с Пьером в сад. Они, не произнеся ни слова, проработали до темноты и тогда лишь остановились.
— Я вас доставлю обратно, — сказал Иво. — Съедите еще что-нибудь или выпьете?
— Не знаю, можно… Могу я взять с собой?
Иво кивнул и завернул ему все съестное, что сумел найти. Пьер удивленно смотрел на него. По дороге к рыночной площади, он предложил:
— Если вам что-нибудь понадобится… Кажется, ваша девушка — цыганка. Она здесь живет?
Иво ничего не ответил.
— Я мог бы ей передать какие-нибудь вести от вас, если вы сами… Нам иногда позволяют прогулки. Так, пожалуй, и будет, если кто-нибудь не сбежит. Нам ничего не стоит зайти в селенье. Я хочу сказать, нам ничего не стоит это сделать.
— Я сам пойду, — сказал Иво.
Пьер остановился.