Невероятно.
Он мутант. Не такой, конечно, чудовищный-ужасающий, как Олегатор, — клоун неожиданно хихикнул. — Впрочем, Олегатор тоже с ним. И сдается мне, что я знаю, где они.
Что с того.
Мы должны его захватить!
Опасно. Очень. Нас найдут и убьют. Не хочу умирать. Не хочу кормить чисеру собою. И никто не захочет. Из наших. Мы должны беречь себя. Для большой битвы.
Сдернув с себя плащ, Вапель принялся его раздраженно вытряхивать. Щеки клоуна азартно пунцовели.
Опасно?! Да ты хоть понимаешь, о чем говоришь-рассуждаешь? Он еще не умеет закрываться от нюхачей-ищеек рокоссо, а уже творит с магатонием такие вещи, словно всю жизнь этому учился! А ведь его талант еще разовьется-усилится, придет опыт, знание. Это великий Зодчий! Величайший! Судя по всему, он преобразовал нацеленные на него самострелы.
Продолжай…
Создал из них нечто не представимое и исчез. Испарился. И следа не осталось. Теперь старый Керимон ходит-бродит по лесу, пытаясь отыскать золотую хвоинку в муравьиной куче.
Явере смотрел в залитое дождем окошко.
Не могу поверить. Такое везение. После стольких лет. Наши усилия не пошли прахом. Надо его найти. Укрыть. Спрятать. Он нас вооружит. Он нас оборонит. Мы станем силой. Мы станем непобедимы.
Это стоит любого риска.
Да. Суалы еще наплачутся в своих долгостойких жилищах.
Вапель хищно оскалился.
Придется им малость потесниться. Мы тоже хотим-желаем жить удобно. Все этого желают!
Лодде, Пурен, Фецуа, вставайте! Будите остальных! Дело есть! Большое дело! — закричал Ярве. — Готовимся выступать! Быстро! Ураганом!
Нам понадобится магатоний. Много магатония.
Очень много. Горы магатония! Океаны!
Возле них постепенно собирались не совсем проснувшиеся, но полные энтузиазма сподвижники. Коридор наполнился рокотом голосов и грохотом извлекаемого из шкафов оружия. Хотя сборами никто не руководил, все происходило спокойно и организованно — упаковывался запас еды, меха наполнялись водой, укладывались одеяла и палатки.
Короба, короба! — засуетился клоун. — Надо взять побольше коробов для магатония!
Сперва необходимо захватить Зодчего. Короба подождут. Успеется еще.
О! Это нас ничуть не задержит.
Не задержит?
Я ведь еще не сказал, где мы будем его искать-разыскивать.
Явере с интересом подался вперед.
И где же?
В одном очень интересном месте, — полушепотом ответил Вапель. — Ручаюсь, вы никогда там не были…
С сиреневого неба падал острый красноватый снег. Кружась и переворачиваясь в воздухе, кристаллики медленно садились на гранитные уступы, на крыши бараков и на головы работающих эльфов. Было жарко, душно и воздух заметно дрожал, искажая очертания предметов. Олег лежал на земле, пропускал через пальцы песок и прислушивался к разговору Литвинского с морщинистым, абсолютно лысым дедом в халате и бумажном колпаке. Дед жмурился, трясся и явно не желал понимать, чего от него хотят.
Магатоний, понимаешь? — уже в который раз спрашивал Леонид. — Магатоний. Мага-то-ний. Вы здесь его добываете.
Мы? Здесь? Да-да, мы здесь добываем, верно, да, правильно. И вы добываете. Все добывают, — старикашка пошамкал губами и повторил: — Тут все добывают.
Вы добываете. Мы добываем. Все добывают магатоний. Очень хорошо. Добываем, а потом его куда? Сам отбывает по месту назначения?
Мы добываем, да. Добываем мы. Много добываем. Давно добываем. И ты добываешь.
Да-да, а дальше-то что?
Что дальше? Снова добываем. Ибо грешны и повинны.
Кто-то приходит за субстанцией или нет?
Никто не приходит.
Что, так и лежат?
Нет, не лежат. Не лежат, почему лежат? Их уносят.
Кто-то забирает вон те тюки? — не выдержав, заорал Леонид.
Дед испуганно прижал ладони к розовым ушам и тихонько захныкал.
Не на-а-адо, — проскулил он. — Не обижай Енуро. Енуро и так наказан.
Кто и когда забирает тюки?
Никто.
Никто-никто? Правда?
Енуро плохой, но всегда говорит правду! Енуро пострадал за правду! Енуро погиб за правду! Енуро — сам правда! — дед гордо выпятил пятнистую грудь.
Литвинский зарычал.
Слушай, хватит тебе этого сумасшедшего мучить, — подал голос Олег. — Оставь его в покое, видишь же, что он не соображает ничего.
Этот сумасшедший хоть более-менее осознает происходящее.
Не сказать, чтобы слишком ясно…
По сравнению с остальными он — сама нормальность, — устало махнув рукой, Леонид опустился на песок.
Кратер был полым. Кругом, сколько хватало глаз, простиралась полутемная равнина, хаотично заставленная убогими низкими строениями. В самом ее центре, среди клубящихся багровых облаков, виднелся конец моста. Мост обрывался в нескольких метрах над поверхностью.
Очень милое место. Очень. Как это было правильно с нашей стороны сюда свалиться, — недовольно проговорил Олег.
Леонид не отвечал. Поджав губы, он наблюдал, как копаются каторжники возле плотных маслянистых луж. Все вели себя по-разному. Кто-то, пританцовывая на месте, неловкими движениями зачерпывал магатоний, подбрасывал его вверх и пытался поймать корзиной. Кто-то лежал ничком на краю лужи и медленно через трубочку тянул жидкость в себя, довольно облизывался и сплевывал в ведро. Кто-то опускал в субстанцию ветошь, давал ей намокнуть и выжимал в таз.
Дружное сообщество психов, — заметил Леонид.
И мы такими станем, надышимся тут какой-нибудь гадостью.
Не уверен, что оно на нас вообще действует.
Точно?
Литвинский кивнул. Олег заметно повеселел.
Так что же ты раньше молчал? Мне вот интересно, здесь все так слаженно работают, не халтурят, не валяются пузом кверху. Почему, интересно? Ведь, вроде бы, и не следит никто? Нет надзирателей, надсмотрщиков, тюремщиков.
Лысый Енуро стал важно раскачиваться на носках.
Рокоссо умный. Рокоссо все предусмотрел, все-все. Не будет магатония — не будут давать еды, — провозгласил он.
А то, что такое богатство никак не охраняется — тебя не удивляет?