Я вполне естественно воспринимаю продолжение рассказа — про то, как попрощались, но Юджин все же решил поехать следом. Просто так, ни о чем не подозревая, говорит, почему-то захотелось, что-то подсказало, что стоит, да и дел никаких других не было, а дорога от Яшиного дома до гостиницы ему хорошо знакома, так что можно не бояться заплутать в не слишком хорошо знакомом гигантском городе. Он поехал следом во взятом напрокат джипе — Яша настаивал на своей машине с водителем, но Кореец, ненавидящий, когда кто-то его возит, сделал по-своему. Хотя и побаивался немного, что может полиция тормознуть, а у него зарегистрированный на Яшу пистолет в джипе — с Яшей вместе не было бы ничего, а без него забрали бы наверняка, хотя Яша бы потом все уладил, не последний все же человек в городе Желтого Дьявола. А пистолет у Яши он потребовал сразу по прилете — решил, что так будет лучше. Яша, естественно, внял, как всегда внимал словам Юджина.
Кореец ехал за ними и уже хотел по дороге со своего мобильного набрать им на трубку, на случай, если Яша скрывает волнение, а на самом деле волнуется. Но не стал этого делать и специально отстал немного, чтобы не засек его водитель или кто-то из двух охранников, обязанных по долгу службы смотреть назад.
— Пидоры! — добавляет коротко, по-русски конечно, потому что он и говорит по-русски. И я не возражаю, не до этого, и даже не замечаю, что нельзя плохо говорить о покойных. — Прощелкали, пидоры!
В общем, назад они не смотрели, иначе Яша бы сам позвонил, и Юджин еще радовался про себя, что следит умело, что не забыл тех навыков, которым его и других твоих близких обучал взятый специально тобой на работу бывший альфовец, когда-то штурмовавший дворец Амина, а потом оставшийся не у дел и охотно принявший предложение хорошо знакомого и очень приятного человека Вадима Ланского. Ты еще сказал мне, что многие к нему подкатывали от братвы, но он всех отшивал — разные, мол, у нас убеждения, а на твое предложение согласился, и дело наверняка не в деньгах было — и другие могли ему хорошую сумму предложить, — а в твоем обаянии и в том, что ты никогда свое криминальное прошлое и полукриминальное настоящее не демонстрировал без надобности.
Так и доехали до престижного пригорода, в котором Яша жил. Кореец дал им оторваться, но не терял из поля зрения и уже неподалеку от дома прибавил газу, чтобы перехватить у ворот, и тут как раз автоматную очередь и услышал. Вжал педаль до упора, издалека увидев застывший у ворот “Линкольн”, развернутый перпендикулярно дороге, и троих людей, и вспышки в их руках. Он влетел на полной скорости в того, кто стоял с ближней к нему стороны, вмяв его в изрешеченный “Линкольн”, — тот успел только короткую неточную очередь по взятому напрокат “Грэнд Чероки” дать, а так даже и не отбежал, глядя, как завороженный, в несущийся на него джип. “Как заяц в свете фар” — так Кореец сказал. После столкновения он выкатился из джипа со стволом в руке, в полном соответствии с бандитско-альфовской школой, слыша, как из его машины стекла вылетают. Но уверен был, что они и не догадываются, кто это подъехал: думают, что случайный американец, по дурости въехавший под пули. И еще думают, что, если бы не очередь их покойного уже приятеля, наверняка убившего водителя, “Чероки” бы мимо пронесся.
Уверен он был, потому что от ресторана их никто не “вел”, а если кто и следил в кабаке, то вовсе не обязан был знать, кто такой Кореец. В любом случае, этот человек должен был увидеть, как Яша с Корейцем прощается, и киллерам передать, что Яша поехал один. Их целью был конкретный “Линкольн”, и ничто больше.
Он замолкает, достает сигару из коробки, и я машинально повторяю его жест, вспоминая вдруг, как 2 января 1994 года свистели вокруг меня пули в арке у японского ресторана. Свистели, почему-то не попадая в меня, — Кореец потом сообщил, что те, кто тебя убил, два рожка выпустили. Видно, я в рубашке родилась, если ни царапины на мне не было. Они свистели, и стекла сзади осыпались, и раненые стены выбрасывали из себя кусочки, а я стояла, застыв, ничего не понимая, помня только, как хорошо мы посидели и что сегодня годовщина нашей совместной жизни. До твоего “Мерседеса”, на который, кружась, садились крупные чистые снежинки, оставалось каких-то десять шагов. А я стояла и смотрела, как ты идешь вперед — не кидаешься к ресторану, не падаешь на землю, не опускаешься на колено, а идешь на них, с одним “Макаровым” против двух “Калашниковых”. И вздрагиваешь, отшатываясь назад, но снова делаешь шаг вперед и стреляешь, и крик из машины, и ты падаешь, чтобы больше уже не встать.