После нашего трехнедельного пребывания в Нью-Йорке я его видела еще трижды: когда мы с Корейцем улетали из Штатов в Россию, когда вернулись из Москвы и перед нашим отпуском в Европе. Он всякий раз называл меня Оливией, делая вид, что не знает, как звали меня прежнюю, — хотя именно он помог Корейцу оформить мой вывоз на лечение в Америку, когда я в коме была после ранения, именно он своего человека дал, когда Кореец летал ко мне в клинику, и его же люди нам все документы недостающие сделали, вплоть до моих водительских прав, и помогли на переговорах с Мартеном. Помощник его ближайший, Виктор, везде с нами был. Кстати, Яша же нам и человека нашел, который занялся нашим стриптиз-клубом. Идею с Крониным тоже он подкинул, и вместо того, чтобы киллеру платить, мы хитроумную комбинацию разыграли, а полученные деньги пустили на фильм, потому что Яша тоже хотел память твою увековечить, — хотя и знал, что у нас тридцать с лишним твоих миллионов есть, мог бы сам и не вкладывать денег в наше кино. Но вот ведь не пожалел своей доли от той суммы, на которую кинули Кронина.
И Соню вспоминала, его жену, которую с осени 93-го не видела, потому что она, как и все прочие, кроме Яши и Корейца, уверена была, что я погибла через год после тебя. Яша мне сам сообщил, что ей ничего не сказал, — я тогда, перед Москвой, спросила, как его жена, и он ответил, что прекрасно, и передал бы ей привет от меня, но мы ведь с ней незнакомы. У меня не раз возникала мысль, что могли бы вчетвером пообедать спокойно — Яша с Соней и мы с Корейцем, потому что вряд ли она меня узнает: лицо другое, и волосы другие, и контактные линзы в глазах, и сейчас я кажусь старше, а раньше казалась моложе, и фигура даже изменилась. Но, на всякий случай, сама этого не предлагала.
Я вспоминала, как она в Нью-Йорке заезжала со мной в гостиницу, пока ты с Яшей занимался делами, и моталась, показывая мне город, — лет тридцать ей тогда было, наверное, тоже еврейка, в теле, грозящем расплыться через пару лет, плотно обтянутом дорогой одеждой. Красивая южной такой или восточной, недолговечной красотой. Как-то она зашла ко мне неожиданно, а я душ принимала, и выскочила к ней в халате на мыльное тело, и ушла домываться, так сказать, а она наблюдала, и потом акт любви был между нами, который она сама вела не слишком умело, но страстно. Грудь у нее была пышная и крепкая, еще не опавшая, и все терпкое внизу, и страстные объятия, в которых мне казалось, что вот-вот хрустнет что-то у меня или дыхание остановится.
И вот теперь их нет — и все из-за кронинских денег. Сначала тебя не стало, а теперь вот их…
Кореец меня от воспоминаний оторвал, сказал, что поедет уже и вернется вечером. Я ему было предложила их к нам привезти, но он отказался — объяснил, что ни к чему им видеть, как он живет, зачем смущать людей, и даже версию про богатую любовницу-американку выкладывать не хочет. Стесняется собственного богатства, что у бандитов и новых русских не принято. Странно, но Юджин не раз меня поражал — и сейчас ему это удалось. И нежеланием демонстрировать, как и где он живет, и тем, как спокойно рассказывает про то, что убил троих человек, притом вооруженных автоматами, как бы между прочим, на себе и своем деянии внимания не акцентируя. Для него это и в самом деле неважно — важно то, что с Яшей случилось, а он, Кореец, как бы и ни при чем. Потребовала ситуация — убил троих, и ничего в этом особенного нет, так получилось.
А может, он просто не хочет, чтобы я их разговор слышала? Глупо, конечно: они и до этого могли обо всем переговорить — Юджин мог предугадать, что я скажу, что поеду с ним. Но почему-то показалось мне, что именно в этом дело, что в Нью-Йорке, возможно, не удалось что-то обсудить, потому что там Кореец каждый день в полицию ездил, и похороны опять же, и с Яшиными партнерами надо было обговорить, как бизнес вести дальше.
— Ты от меня что-то скрываешь, Гена?
Громко спросила, как бы в пустоту, не видя его, но зная, что он неподалеку и услышит. Специально по-русски спросила, впервые с того момента, как вернулись из Москвы, — думая, что на него это подействует, и он от неожиданности скажет то, что мне надо услышать.
Он появился тут же — посмотрел на меня внимательно, снова сел напротив. Прекрасно пряча удивление, проводя отличный встречный удар:
— Что вы спросили, мисс Лански? Что за странный язык — польский?