Я бы не смогла им объяснить, как не смогла и раньше, что не в деньгах дело: мне никогда не нужно было столько. Я не знала, что такое дорогие магазины и рестораны, и обходилась бы без этого и дальше. И наверное, не чувствовала бы себя ущербной. Просто так вышло, что я полюбила человека, который был богат, — не зная, кто он и что он, восхищаясь не его одеждой и “Мерседесом”, а уверенностью, умением себя держать, тем, что он первый довел меня до оргазма. И мне было все равно, сколько у него денег и чем он занимается. Я даже не мечтала быть с ним долго — так вышло, что он сам меня полюбил.
Но они этого не поняли, их оскорбило, что я от первого мужа ушла, с которым прожила всего три месяца, — ну не объяснять же им, что он убогий дурак с педерастическими наклонностями, что они сами подтолкнули меня к свадьбе, внушая, что ничего лучше мне не найти и что из себя я ничего не представляю. Оскорбило, что я без их разрешения осталась у тебя и начала жить с тобой. Что не вернулась, когда через несколько дней после того, как мы начали жить вместе, появилась статья, в которой говорилось, что тебя подозревают в убийстве, как раньше подозревали еще в двух. И мама звонила мне на работу и говорила, что отец все узнал и что я живу с бандитом и убийцей.
Ладно отец — генерал милиции, как-никак, притом честный и правильный, кажется, уверенный, что все бандиты плохие, а все люди в погонах хорошие, хотя в жизни зачастую все наоборот. Но мама-то должна была понять — так нет. И потом, позже — ведь мы общались все же, пусть и редко, — она никогда не радовалась за меня. А когда приехала в первый и последний раз ко мне в гости в твое отсутствие и я показывала ей, какой мы сделали ремонт, какая у меня посуда и какие вещи, когда я хотела накормить ее повкуснее, тем, что она не ела еще, — она тоже не обрадовалась. Зато назвала меня мещанкой, решив, что я окончательно помешалась, что “кроме денег” для меня больше ничего нет, что сбил меня с правильного пути “бандит и убийца”. Когда ты погиб, они, наверное, в глубине души были рады, что дочь теперь свободна, что избежала страшной участи погибнуть вместе со своим — не мужем, нет — сожителем. Они не знали, что мы в Америке поженились, а я не стала говорить, потому что для них такой брак, не признающийся здесь, ничего бы не значил. А когда все случилось со мной, думаю, сказали себе, что так и должно было быть, что дочь их выбрала тот путь, который мог привести только к одному.
А ведь я никогда не хвасталась ничем, не рассказывала, как красиво и хорошо живу, — я даже на “Мерседесе” твоем не ездила, предпочитая подаренный тобой “Гольф”, и одевалась строго и скромно, так, что только сведущий человек мог понять, что это очень дорогие вещи. Никогда не предлагала им денег, зная, что не возьмут, и по той же причине не слишком дорогие подарки дарила на праздники. Да ладно, что об этом — главное, что никто меня там не ждет, никого у меня в Москве нет, кроме тебя, вот о чем речь.
И еще Юджин там. Не дай бог, если с ним что случится, — я ведь понимаю, что он поехал искать виновных и устраивать разборки, а не с друзьями пообщаться и не по кабакам пошляться. Но если случится — я буду по-прежнему разговаривать с тобой или с вами двумя, вы ведь при жизни были друзьями и после твоей смерти даже стали родственниками… Через меня…
Ну и мысли в голову лезут…
— Олли, это Боб! Мне сейчас один человек звонил на студию, искал тебя…
— Да? — замолкаю настороженно, потому что голос у него какой-то странный. Он и так несколько забеспокоился, когда узнал о смерти Яши, совладельца нашей компании. Потом отошел, правда. Даже не придал значения отъезду Корейца и, по-моему, даже обрадовался. Пообедать меня приглашал постоянно, намекал не слишком прозрачно на что-то большее, но я делала вид, что не понимаю. А он не торопился и жутко рад был тому, что дела идут успешно и что деньги от фильма возвращаются. По его расчетам он полностью должен был окупиться к середине декабря, а дальше уже чистая прибыль должна была пойти. И тут такой непонятный, напряженный немного голос.
— Я дал ему номер твоего мобильного, ничего? Он спрашивал твой домашний, но я ведь его сам не знаю…
— Да, все в порядке. — Кто его просил, интересно, давать мой телефон. Что-то тут не так, что-то мне не нравится все это. — А кто он? Я с незнакомыми людьми общаться не люблю…
— Он… Он из ФБР. По поводу Джейкоба Цейтлина, нашего компаньона…
— Хорошо, Боб. Он о чем-то спрашивал тебя? — Хоть узнаю, чего он хочет, этот фэбээровец, который свалился на мою голову в самый ненужный момент. Ну, положим, мне примерно понятно, чего он хочет — узнать, не связана ли Яшина смерть с нашей студией, — но по тем вопросам, которые он задавал Мартену, можно будет понять, куда он клонит, и что знает, и о чем думает.