Только вот что с ним будет в конце? Мартен предлагает, чтобы главным героем был полицейский или фэбээровец, а я хочу, чтобы бандит. И наверное, он должен умереть в конце, это закон жанра — только вот не хочется хоронить его своими руками, собственными пальцами впечатывая некролог в компьютерный экран. Я хочу, чтобы он остался жить и победил какую-нибудь мафию, итальянскую, к примеру, и в конце все у него было классно, и чтобы он в заключительном кадре улыбался с экрана, говоря что-то вроде: “Это мой город!” Чтобы дрожали обыватели, думая, что где-то рядом эти страшные русские. А если будут дрожать, то и фильм смотреть будут, и кассеты покупать. Это рынком доказано.
Когда излагаю все это в очередной раз, Мартен колеблется — как-то не принято, чтобы отрицательный герой оставался в живых, чтобы зло торжествовало, так что сходимся на третьем варианте, предложенном мной, — что убивают нашего отрицательного героя юные отморозки, приехавшие из России на покорение Нью-Йорка, не уважающие никого и ничего не боящиеся, не имеющие ничего святого, только жажду денег. И положительный герой, стоя над его трупом, отдает врагу дань уважения.
— Знаешь, Олли, я все же думаю, что ты должна встретиться с Ричардом. Хочешь, сейчас позвоню ему и договорюсь о том, чтобы пообедать втроем? Он большой человек, поверь мне. Он может избавить нас от проблем и дать нам возможность спокойно снимать фильм и зарабатывать деньги.
Я киваю и опять погружаюсь в свои мысли. Мартен прав, хотя слишком уж беспокоится. Если прижмут, он наверняка спрыгнет с лодки, позаботившись, чтобы вытащить из дела свою долю, и начнет жаловаться всем, как обманули его русские. Что ж, винить его не стоит — да и я опасность преувеличиваю, просто надо же представлять ее возможные масштабы, чтобы знать, как с ней бороться.
— Привет от Дика! Завтра в час здесь — тебя устроит? — Он еще трубку не положил, ждет моего ответа, и я соглашаюсь, естественно, хотя и плохо представляю себе, о чем нам с ним говорить. Если сразу сказать, что есть проблемы, и рассказать о них, он ведь может и испугаться, но, с другой стороны, если уж я так ему нравлюсь — пусть выслушает. Может, и вправду все обойдется?
Десятое декабря уже, до Рождества две недели, и больше двух прошло с момента отъезда Корейца. Факса нет, остается лишь надеяться, что он появится вот-вот. Хотела даже узнать, как часты рейсы из Москвы, и встречать в аэропорту, на всякий случай, но потом решила, что бессмысленно это, потому что он откуда угодно может прилететь, через Нью-Йорк, через Сан-Франциско. Нет, не надо в Ярославну играть — пусть делает то, что надо, и возвращается.
А что он там собирается делать, интересно? Ну выяснит, что тюменская группировка интересовалась смертью Кронина и ушедшими с ним деньгами, — и что дальше? Ну докопается, кто конкретно занимается поиском и проплачивает его, — и что? И так можно догадаться — проплачивает руководство компании, те люди, от которых тогда прилетали к Кронину двое тюменцев. Люди явно влиятельные, сильные, раз легко дали сорок восемь миллионов Кронину под честное слово, — да я же видела, как тюменцы эти здесь, в Москве, катались на “Мерсе” шестисотом и с мощной охраной на джипах и прилетали и улетали своим самолетом, хотя были не боссами — просто менеджерами.
А воевать с боссами — сил не хватит, у них людей и в Москве, и в Тюмени, и в других городах достаточно, и за ними такие капиталы, что купят кого угодно. Киллера нанять — можно, конечно, хотя и дорого обойдется, и нужен будет суперпрофи. Но руководство компании здесь ни при чем — я так понимаю, что Корейцу нужен тот, кто занимается поиском денег, кто, собственно, Яшино убийство и санкционировал, а если убрать его — он ведь наверняка совсем не один работает и прикрыт дай бог, — то это и будет война в чистом виде. Если узнают, кто убрал, разумеется.
Да, почти двадцать дней прошло, а я в первый раз задумалась о том, зачем Кореец улетел. И когда поняла все, почувствовала себя не слишком хорошо — это не Кронина ликвидировать, эти люди куда выше и мощнее. А Юджин, улетая, сказал, что нужно ему в Москву, чтобы порасспрашивать там людей. Ни хрена себе — расспросы! Преуменьшил, короче, опасность — потому что те, кто ищут сорок восемь миллионов, они очень опасны. Кронин-то был опасен, еще как. Он представлял собой куда менее значительную фигуру, а сколько натворил дел!
Так что поводов для того, чтобы нервничать, хватало — и молчание напряжение мое только усугубляло. Я понимаю, что звонить мне ему не стоит, и крутящийся тут фэбээровец есть лишнее тому подтверждение. Но уж факс-то мог бы отправить — да мог бы просто позвонить в то время, когда я сплю обычно, и пообщаться с моим автоответчиком. Не самому даже, кого-то попросить сказать несколько слов. Или не догадывается, каково мне, что я не верю, что он просто наведет в Москве справки и поручит работу другим?