А потом поняла, что секс — на самом деле движущая сила, но далеко не главная. Главная — это деньги, и хотя я их люблю за то, что они многое мне дают, я не могу не признать, что все беды в моей жизни произошли из-за них. Ведь ты погиб из-за денег, и Олю Сергееву убили из-за денег, и Яшу по той же причине, и у меня сейчас могут быть серьезные неприятности из-за них же. Остается лишь надеяться, что не будет никаких неприятностей в Москве у Юджина.
То есть беды не конкретно из-за зеленых бумажек, а из-за того, что кому-то хочется их иметь все больше и больше и остановиться он не может. Вот я, например, — миллионерша, денег у меня и вправду очень много, больше, наверное, чем мне надо — на счетах Яшиной корпорации в Нью-Йорке, на моем личном счету, на счету студии, в Швейцарии, опять же, почти двадцать миллионов у меня. И больше мне не надо, не ради них я хочу снимать второй фильм, не ради них открыли стриптиз-клуб, и, если бы мне все это было неинтересно, я жила бы себе спокойно, ни во что не влезая, ни во что не вкладывая средства, вполне удовлетворенная тем, что имею, — даже несмотря на то, что живу в Америке, где самые богатые продолжают преумножать богатства, где Шварценеггер помимо приносящих ему кучу денег съемок владеет еще самым престижным риэлтерским агентством и рестораном австрийской кухни и еще “Планету Голливуд” открыл вместе с другими звездами.
В Америке говорят, что нельзя быть слишком богатым. Я-то точно знаю, что есть предел, что лично мне и миллиона бы хватило до конца жизни, — но это потому, что для меня деньги есть просто возможность нормально существовать, без особых излишеств. Но кому-то всегда мало, и из-за этого все беды — для кого-то деньги становятся не символом преуспевания, не способом осуществления своих желаний, но самоцелью, болезнью даже. Словно заглянул человек в лицо знакомой по греческой мифологи Медузы Горгоны, у которой вместо глаз золотые доллары, и взгляд оторвать уже не может, и денег ему нужно все больше и больше, хотя он и так богат, и живет он уже под гипнозом, не в силах избавиться от опасной своей зависимости, да и не задумывается даже об этом.
Это я про Кронина, моего несостоявшегося супруга. Ну чего ему не хватало? Президент банка, дом в Майами, одиннадцать миллионов в цюрихском банке, да и в Москве, наверное, было кое-что. Нет, все мало. По договоренности с тобой вложил три миллиона долларов в какое-то предприятие, которое, в свою очередь, занялось организацией финансовых пирамид и прочими делами. И при этом договоренность была, что деньги эти уйдут на счет в Америку — ты их через Яшу намеревался отмыть — и будет на них снят фильм, а уже потом господин Кронин получит свою часть. Кронин тогда согласился охотно — что случись, он ни при чем оказывался, — и денег было заработано в десять раз больше, чем он вложил. Только вот ждать выхода фильма господин банкир не хотел — стал тебя убеждать вернуть ему треть прямо сейчас, а остальное оставить себе, но ты отказал жестко, напомнив про уговор, и тогда Кронин убийство твое организовал. Не мог подождать? Боялся, что обманешь? Нет, нет и нет. Жадность, желание получить все, и побыстрее, — вот что им руководило.
А Хохол, которого он нанял для твоего устранения? Ему чего не хватало? Обеспеченный человек, один из самых твоих близких, второй после Корейца — поднявшийся, кстати, благодаря тебе. Но как только Кронин сказал ему открыто, что предпочел бы иметь дело с ним, нежели с тобой, и если Хохол вернет деньги, то половина, то есть пятнадцать миллионов, будет Хохлу принадлежать, забыл и о ваших с ним отношениях, и вообще обо всем. А через год, когда ничего найти Хохлу не удалось, Кронин ему предложил со мной разобраться — уверен был, что я знаю, где деньги. Хохол и это организовал — все по той же причине: богаче хотелось стать.
Я даже подумала как-то, вспоминая его, что дьявол многих подвергает испытаниям, брызгая на них дьявольской своей, вельзевуловой кислотой, — и кто-то испытание проходит нормально, как я, к примеру, равнодушная к деньгам, а кто-то его не выдерживает, поскольку подвержен коррозии, и превращается в чучело, в муляж. Как Хохол, у которого вельзевулова кислота разъела душу, а дырки соломой были заткнуты. Потому он только внешне и напоминал прежнего человека, внутренне став совсем другим. А если бы сохранял он способность нормально мыслить, мог бы предположить, что, коли дело выгорит, Кронин и его уберет; мог бы задуматься и над тем, что все рано или поздно вскроется.