Ладно, не о Кронине речь, а о том, что Павел был единственным, кто меня основательно подозревал, — и то, что убедило Кронина во время выяснения отношений из-за снимков, его вряд ли убедило. Старикан-то влюблен в меня был, ему хотелось мне верить, и не было доказательств моей вины, а тот на меня злобился: я его не переваривала с самого начала. Взгляд его сальный, манеры приближенного к хозяину и потому наглеющего с его гостями холуя. Я обращалась с ним как со слугой, и он злился, бывший комитетчик, считавший себя крутее всех крутых, — и думаю, что по своей инициативе он за мной следил и меня снимал, чтобы выслужиться перед хозяином и меня закопать, так как я уже стояла между ним и Крониным, а это его пугало. Злился на меня, ненавидел, но и хотел одновременно — классический сюжет, в котором слуга ненавидит и хочет хозяйскую любовницу.
А так как видел неглупый Павел — просто чересчур самоуверенный, это его и погубило, — что у хозяина начинаются проблемы, и был частично в курсе этих проблем, то должен был сделать вывод, что хозяину могут кранты прийти. Он же крыса был, а не бык, как Ленчик, — а крыса не идет напролом, она смывается с тонущего корабля. Так почему бы после того, как скомпрометировать меня не удалось, ему не могла прийти в голову идея свалить с корабля вместе со мной — деньги кронинские у меня, а у него на меня компромат, так что я никуда не денусь.
А может, он второй подход к Кронину хотел сделать после неудачного первого — дождаться, когда тот будет после очередной встречи с тюменцами во взвинченном состоянии, и снова подсунуть компромат на меня. Ведь недаром он так осмелел, что изнасиловал меня на моей съемной квартире — даже не поняв, что я его на это толкнула. Мне выход был нужен из создавшегося положения, и ничего лучше секса я придумать не могла — в тот день, когда Кронин с тюменцами встречался, Павел хозяина не боялся. Значит, было что ему сказать — не случайно пошутил издевательски, что предложит шефу меня тюменцам отдать как главную виновницу случившегося. Они бы меня не взяли, им деньги были нужны назад — но слова его свидетельствовали о том, что мою вину он доказать может и хочет.
Что-то я длинно об этой гниде — суть в том, что второй комплект снимков, равно как и кронинское послание своему адвокату, мог остаться где-то и попасть в руки тому, кому не надо. И если письмом к адвокату меня не прижмешь, раз там о Елене Казаковой речь, то вот фото — это доказательство, и еще какое. Можно сколько угодно орать, что это монтаж, но есть же экспертиза, которая установит подлинность. Не очень разбираюсь во всем этом, и остается лишь надеяться, что снимков у них никаких нет и они их не достанут в ближайшее время. Но к их появлению нужно быть готовой, так что хорошо, что я про них вспомнила.
Еще хорошо, что вспомнила про израильский паспорт Елены Казаковой, сделанный Крониным. Он укрыт надежно в крошечном сейфе в моем доме, но когда вспомнила про него, то подумала, не сжечь ли его на хрен, это ведь компромат. Но компромат, который может оказаться волшебной палочкой, приносящей спасение, — так что пусть остается.
И еще подумала, что, в принципе, разного компромата в моем доме много — российский загранпаспорт на имя Ольги Ланской, левый, естественно, по которому Кореец вывозил меня в Штаты, свидетельство о смерти Оли Сергеевой, опять же российский загранпаспорт Лены Казаковой, плюс ее израильский документ. Если этот Ленчик не просто так брякнул, что сам может сдать меня ФБР, — то это опасные документы, и если вдруг будет обыск и их найдут, то мне не отвертеться. Надо быстро что-то решать.
Но обо всем этом я позже думала — на следующий день. А после встречи сидела в машине, тупо глядя в одну точку и заново переживая каждую секунду состоявшегося разговора, и, несмотря на уговор с охранниками, опустила заднее стекло и курила нервно, думая, что такое напряжение само не уйдет, его как-то снимать надо. Напиться, что ли?
…Ты не думай, что я горжусь собственной смелостью и потому так охотно о ней повествую и ее словно выпячиваю. Не такая уж я и смелая, признаться. И свидетельством тому — подавленное состояние, из-за которого и начала этот внутренний диалог с тобой, рассказывая тебе о случившемся, потому что некому больше рассказать и нет никого рядом со мной, кроме враждебно настроенных людей, и у меня сейчас проблемы. Очень большие и очень серьезные…