– Хорошо, – обманчиво мягко произнесла она и открыла бутылочку. – Ты сам сделал выбор, я подчиняюсь.
Густая горько-вяжущая жидкость медленно потекла в горло. Мерзость! Никто никогда не принимал растопырник внутрь в таких количествах, а уж беременным ее точно нельзя – даже в малых дозах настойка была способна вызвать выкидыш. Внутренности скрутило невыносимой болью – организм отторгал ребенка, а магия сопротивлялась. Беллатрикс повалилась на ковер и кричала, кричала, держась за живот.
– Белла! Белла! Что с тобой? Что ты сделала?! – Рабастан метался рядом, не зная, что делать, куда бежать, кого звать.
«Все правильно сделала, чудовища не должны размножаться», – подумала она и хотела сказать это вслух, но разомкнуть губы так и не смогла.
Вокруг суетились испуганные люди, говорили все разом – Беллатрикс пыталась разобрать, о чем, но угасающее сознание делало голоса глухими и неразборчивыми. Кажется, потом появился целитель в мантии такого ужасного цвета, что нестерпимо захотелось закрыть глаза и никогда не открывать.
– Не спать, не спать, – кто-то бил ее по щекам, ее куда-то несли, тормошили и запрещали уходить в блаженную спокойную тьму, которая манила и обещала покой.
Беллатрикс вздохнула и все-таки потеряла сознание.
Она провела в постели почти месяц. Сначала в отдельной палате святого Мунго, где ее навещал нервный Рабастан.
– Мы не стали говорить твоим родным, Белла. Зачем тревожить, правда? Вот придешь в себя, нагуляешь румянец на щечках…
– Не заговаривай мне зубы, Баст. Что там с Руди? Не сдох еще?
– Какая ты смелая стала.
– Я больше не боюсь, – сказала она, а про себя добавила: «Погубить свою бессмертную душу». – Так что там с муженьком?
– Руди уже почти оправился после того проклятия, которое уложило его в постель, – чопорно, как на великосветском приеме, произнес Рабастан.
– Хм, – Беллатрикс скептически подняла бровь. – Да там и оправляться особо не от чего было. А вот откат… Магический брак – это меч обоюдоострый. Так чем его там приложило? Чего лишился мой дорогой супруг?
– У вас больше не будет детей, – выдавил из себя Басти.
– Могло быть хуже, а так всего лишь справедливо, – она почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение.
– Какая же ты дрянь! Сознайся, подстроила? Подстроила, да?!
– Тише, пожалуйста, – в палату вплыла дородная сиделка. – Леди Лестрейндж нельзя волноваться.
– Прошу прощения, уже ухожу, – Басти улыбнулся и наклонился к самому уху: – Самая умная, да? Ничего, твоя сестричка родит нам наследников, раз уж ты оказалась бесполезна. Я сегодня иду свататься, чего тянуть, правда?
– Тварь, – выдохнула Беллатрикс.
– Не нервничай, дорогая. Тебе вредно.
Ее снова оставили одну. Снедаемая беспокойством за сестру, она отчаянно надеялась, что та придумает, как избежать брака. Воспоминания. Вся надежда была на них. И когда спустя несколько дней Беллатрикс увидела газету с броским заголовком «Скандал в благородном семействе: Сигнус Блэк изгнал из рода среднюю дочь за брак с магглорожденным!», то вздохнула с облегчением.
– Беги, Меди, беги…
Не то чтобы она одобряла такие браки, но кто угодно в мужьях был однозначно лучше Рабастана. В тот день Беллатрикс впервые с удовольствием съела суп и даже заметила, что за окном, оказывается, светит солнце…
Она не страдала от потери ребенка, и даже сама невозможность обзавестись им, пусть даже и в отдаленном будущем, не причиняла ей боль. Беллатрикс не горела желанием приводить в этот мир живое существо, чтобы заставлять страдать. Рудольфус ненавидел ее и бесился от невозможности причинить вред. Басти откровенно боялся и старался не попадаться на глаза после пары-тройки неприятных заклятий – он-то в отличие от брата не был защищен брачными узами от мелких пакостей, хотя родовая магия и не давала причинить ему непоправимый вред.
Теперь Беллатрикс Лестрейндж ходила с высоко поднятой головой и никогда далеко не убирала свою волшебную палочку.
– Сумасшедшая, – слышала она со всех сторон и смеялась – да! Пусть считают опасной и непредсказуемой, зато не лезут.
– Белла, ты рискуешь, – говорил Долохов, когда они оставались наедине то в дальней беседке, защищенной не хуже иного банка, то аппарировали поодиночке в заранее обговоренное место.
– И ты рискуешь, – пожимала она плечами.
– Я старый тертый волк, а ты…
– Белая овечка? Это не так. Знаешь, так забавно видеть, как страшный темный лорд шарахается от меня.
– Ты рискуешь.
– Повторяешься.
– Не стоит быть слишком навязчивой, лорду может не понравиться. Осторожнее с проявлениями чувств. И, кстати, он эмпат. Пусть слабенький, но…
– Тони, когда я выражаю свой восторг от того, что вижу его, когда я говорю о своей верности, я совершенно искренна. Ты сам меня учил. Лорд может увидеть и почувствовать только восторг от возможности служить ему, горячую преданность и что там у нас еще по списку?
– Ты рискуешь, Белла.
– Знаешь, я сегодня не смогла вызвать патронуса, – она резко сменила тему, разговоры о риске были бесплодны и быстро надоедали. – Моя душа погублена насовсем. Видишь, достаточно одного убийства.
– Это просто самовнушение, страшилка для глупых магов. Когда все закончится, мы с тобой уедем. Далеко-далеко у меня есть маленький домик посреди леса. Будем жить совершенно одни, собирать грибы и ягоды, заведем ручного медведя.
– Медведя, Тони?!
– Конечно. У меня на родине у каждого уважающего себя человека есть медведь.
– Ты шутишь? – она вглядывалась в его хитро поблескивающие из-под полуприкрытых ресниц глаза и не могла верить столь очевидным нелепицам. И не могла не верить. Это же был Тони. Тони, на которого она привыкла полагаться, Тони – единственный близкий человек, на плече которого можно было рыдать, и который всегда оставался для нее рыцарем в сияющих доспехах.
– Я? Шучу? Не-ет! Вставай, пошли, у нас есть еще полчаса, чтобы потренироваться.
Невербальные чары выходили у нее все лучше и лучше. Тони уверял, что палочка слишком ненадежный проводник магии, ее можно отнять, сломать, а собственное тело, пока жив маг, сложно отобрать.
– Владея навыками беспалочковой магии, ты сможешь сбрасывать империо и любые заклинания, подавляющие волю.
Беллатрикс была с ним согласна – в той ситуации, в которую они оба угодили, лучше быть готовым ко всему – и усердно училась.
Ее брали в рейды. Как правило, на посвящение новичков. Она смотрела на них с жалостью: получать по своей воле рабское клеймо – ради чего? Среди новых адептов культа чистоты крови кого только не было: те, кто состоял в организации давно, вербовали новых членов, и иногда казалось, что тащили родных и знакомых, чтобы не тонуть в болоте в одиночку. Чтобы не чувствовать себя среди необращенных друзей изгоями. Абрахас Малфой привел сына. Беллатрикс мысленно пожалела сестру, но сделать ничего не могла. И смысла говорить с Нарциссой не видела. Люциус не производил впечатления психопата, и можно было надеяться на его хорошее обращение с женой. А если нет, то и пригрозить можно – репутация страшная штука. Пока молодого Малфоя еще не просветили по поводу будущей родственницы, но скоро сам все узнает.
В целом жизнь Беллатрикс вошла в наезженную колею. Временами ей казалось, что она так и состарится, будучи всеобщим пугалом. И нельзя сказать, что это ее огорчало. За несколько лет у нее уже выработался свой стиль ведения боя или допросов. Лорд, правда, не любил, когда пленных допрашивала Беллатрикс Лестрейндж, и ставил в пример Кэрроу. Что Алекто, что ее малахольный братец были мастерами своего дела.
– Мне иногда кажется, Белла, что одно твое присутствие заставляет гнилых людишек испускать дух, – кокетливо хихикала Алекто.