И тут Митьку словно холодной водой кто обдал. Увидал он, что к ним во двор соседка идет и козу с собой ведет. Не иначе, как продавать!.. Спрятал Митька свои покупки в заветное место, да в дом! А там бабушка такая веселая, соседку встречает, козу ту ласковыми словами называет: «кормилица», «красавица», «надежа»...
Потом бабушка в сундук полезла... У Митьки сердце в груди так и замерло. Бабушка денежки достала, на столе пересчитала, головой как-то чудно помотала, и давай снова деньги считать. А потом соседку и просит:
— Мария! Давай я тебе не все деньги сейчас отдам!.. Я еще картошки продам — расплачусь!..
А соседка ни в какую отдавать козу не хочет, всех денег сразу требует, так и увела козу со двора к себе обратно. Бабушка на лавке сидит, руки натруженные на колени положила, а глазами прямо Митьке в душу глядит. И из глаз у нее вот такие капли на грудь капают...
Так Митьке от этих слез тошно стало, так тошно, что бросился он вон из дома. Бежал долго. За деревню ноги унесли — и не заметил. Остановился он возле дуба древнего. Деревенские говорили, что ему тыща лет, а может и больше. Сел Митька возле дуба на голую землю. Не чует, что земля холодная, а чует, как у него слезы из глаз потоком текут. Разревелся в голос.
Только вдруг слышит: вроде зовет его кто! Глаза кулаком протер, а возле него коробейник стоит, тот, давешний.
— Что, Митька, натворил дел? Зачем же ты деньги у бабушки без спросу взял?
— Так ведь мячик... — только и сумел ответить Митька.
— Эх, ты!.. Разве ты у бабушки деньги украл? Ты ведь у нее надежу отнял. Она ведь как думала? Тебя, дурака, молочком подкормить да свои старые силы подкрепить.
Она ведь жить-то хочет, чтобы тебя, непутевый, вырастить. Помри она — куда ты, сирота, денешься?
Еще сильнее заплакал Митька, а потом и просит:
— Дяденька, а давай я тебе игрушки обратно принесу, а ты мне денежки верни!..
— Видать, ты и вправду дурачок! Да на что мне твой рваный мячик да щепочка от петушка? Нет, Митька, оплошал ты — за то и расплачиваться будешь..
И протягивает Митьке поясок.
— На, — говорит, — надень на себя! — а сам уж Митьку опоясал.
Пригляделся Митька, а в ладони у коробейника много-много поводков, и все они с поясками соединены. А в поясках тех — дети: мальчики, девочки. Оказался и Митька, как собачонка, на привязи. Тут коробейник дернул за поводки, и побежали впереди него все, кто перепоясан был. И Митька побежал. Так они по дороге и шли: впереди ребятишки с поясками, а сзади коробейник с поводками...
Пришли они в большой дом. Митька раньше таких и не видывал. Вот и определяет коробейник всех мальчишек да девчонок на работу: кому пол мыть, кому печку топить, кому белье стирать, кому пыль вытирать. Всем работы досталось. Так и работали все с утра до ночи, а коробейник строго за труд тот спрашивал. Узнал Митька много. Мальчик Петя, постарше Митьки, за то сюда попал, что у друга своего книжку стащил. Да не для того стащил, чтобы почитать, а чтобы разорвать да выкинуть. Мол, у меня такой нет — и у тебя не будет! Девчонка одна у мамки своей колечко обручальное стащила да где-то обронила: великовато было. А для матери это — память об умершем муже. Видать, шибко убивалась женщина о пропаже-то.
Да здесь все такие были, хоть кого возьми. В этом доме Митька, считай, целый год проработал. И всякий день о бабушке своей вспоминал: как там она? Не померла ли от горя да печали? Кто ей, больной, картошки наварит, воды подаст? Беда да и только...
А через год позвал коробейник Митьку к себе да и спрашивает:
— Ну, теперь понял, как другого обездоливать? Надежу отнимать?
— Понял! — говорит Митька, а сам уж глаза себе кулаком трет.
И вдруг протягивает коробейник Митьке те самые три денежки, какие он за игрушки-то заплатил:
— На, — говорит, — бери! Заработал! — а сам улыбается.
Схватил Митька три денежки, даже «спасибо» сказать не успел. Оглянулся — а сидит он на земле возле дуба древнего. «Уж не заснул ли я?» — думает, а у самого и вправду ноги закоченели. «Заснул, наверно!» — решил он. Вскочил на ноги, на ладонь-то глянул, а там три денежки и лежат!
Бросился он домой бегом, а у самого сердце ноет: как там бабушка? Жива ли? В избу-то прибежал, а бабушка и вправду на постели лежит.
— Где это ты запропастился? — спрашивает. И так спрашивает, будто Митьки часа два дома не было. «А как же тот год, какой я у коробейника работал?» — думает Митька, а вслух не говорит.
— Бабушка, а тетка Мария никому козу-то не продала, пока меня дома не было?